Его милость отворил калитку, ведущую в сад, и по ухоженной дорожке прошел к входной двери. Как и в прошлый раз, дверь открыла розовощекая экономка. Старушка узнала гостя и присела в реверансе.
— Bonjour, m'sieur! Месье кюре у себя в комнате.
— Спасибо, — поблагодарил его милость и проследовал за экономкой в кабинет.
На пороге он замер. При виде посетителя кюре учтиво приподнялся в кресле.
— Месье? — Эйвон улыбнулся, и священник узнал гостя. — Eh, mon fils!
Эйвон дружески коснулся протянутой руки.
— Моя воспитанница, святой отец?
Кюре просиял.
— Бедняжка! Да, мой сын, вы не ошибались: я приютил ее.
Эйвон облегченно вздохнул.
— Благодарю вас, святой отец.
Кюре лукаво улыбнулся.
— Сын мой, еще немного, и я бы не сдержал своего обещания и послал бы вам весточку. Бедняжка так исстрадалась за эти дни. А этот негодяй… Сен-Вир?
— Мертв, mon père, пал от своей собственной руки.
Де Бопре осенил себя крестным знамением.
— И благодаря моей изобретательности, — поклонился его милость. — Я приехал забрать… мадемуазель де Сен-Вир.
— Так, значит, она его законная дочь? — вскинулся кюре. — Вы уверены, герцог?
— Абсолютно. Об этом уже знает весь Париж. Я позаботился.
Де Бопре порывисто стиснул руки герцога.
— Месье, вы сделаете ее счастливой! Бог простит вам ваши прегрешения. Бедное дитя мне обо всем рассказала. — Кюре смущенно улыбнулся. — Теперь я вижу, что не напрасно пошел на союз с самим сатаной. Вы вдохнули в девочку жизнь.
— Отец мой, советую вам не слишком доверять всему, что рассказывает обо мне этот ребенок, — суховато возразил Эйвон. — Она возвела меня на пьедестал, а мне там, поверьте, не место.
Де Бопре открыл дверь.
— Нет, сын мой, девочка прекрасно осведомлена, какую жизнь вел прежде ее дорогой "Монсеньор", — он тихо рассмеялся. — А теперь пойдемте к ней.
По залитому солнцем коридору они прошли к гостиной. Священник распахнул дверь и ликующе объявил: — Petite, к тебе посетитель. — Он отступил, пропуская Эйвона, после чего на цыпочках вышел и неслышно притворил за собой дверь.
— И все-таки Бог милостив, — прошептал де Бопре и засеменил обратно в кабинет.
Леони сидела у окна, на коленях у нее покоилась раскрытая книга. Глаза девушки были устремлены вдаль, туда, где мягко шелестели луговые травы; на щеках отчетливо виднелись следы слез. Леони словно не слышала, что в комнату кто-то вошел. Внезапно совсем рядом раздался до боли знакомый голос:
— Ma fille, что все это значит?
Леони вздрогнула, обернулась и в следующую секунду сорвалась с места с ликующим воплем.
— Монсеньор! — Смеясь и плача, она припала к ногам его милости.
Эйвон ласково провел ладонью по огненным волосам.
— Разве я не говорил, ma fille, что не намерен тебя терять. Тебе следовало довериться мне, дитя мое. Ты же сбежала самым возмутительным образом.
Леони поднялась.
— Монсеньор, я понимаю… Я не могла… Это было невозможно… О, Монсеньор, Монсеньор, зачем вы приехали?
— Чтобы забрать тебя, дитя мое. Зачем же еще?
Она покачала головой.
— Ни за что! Я не могу! Я прекрасно знаю, что…
— Присядь, дитя мое. Я тебе столько должен рассказать. Ну что ты плачешь, ma mie? — Эйвон поднес палец к губам, в голосе его зазвучала нежность. — Незачем так расстраиваться, mignonne. — Он заставил Леони сесть на диван и сам устроился рядом, по-прежнему не выпуская ее руки. — Дитя мое, ты вовсе не внебрачный ребенок и даже не крестьянская дочь. Ты, как я и считал с самого начала, Леони де Сен-Вир, законная дочь графа де Сен-Вира и Мари де Лепинасс.
Леони недоуменно смотрела на него.
— Мон… Монсеньор? — беззвучно шевельнулись мягкие губы.
— Да, дитя мое, именно так. — Его милость вкратце изложил историю.
Леони, приоткрыв рот, внимала рассказу. Эйвон замолчал, и в комнате на несколько минут воцарилась тишина.
— Так, значит… значит… я благородного происхождения! — наконец вымолвила девушка. — Я… Это правда, Монсеньор? Это правда?
— В противном случае, я не стал бы ничего тебе рассказывать, mignonne.
Леони медленно встала и так же медленно закружилась по комнате.
— Я дворянка! Я мадемуазель де Сен-Вир! Я могу вернуться в Париж! Монсеньор, мне кажется, я сейчас заплачу!
— Настоятельно прошу тебя не делать этого, ma fille. Прибереги слезы для моей следующей новости.
Леони остановилась и с тревогой взглянула на Эйвона. Лицо ее побледнело.
— Я должен сообщить тебе, дитя мое, что твой отец мертв.
На щеках снова расцвел румянец.
— Vraiment? — страстно выдохнула она. — Вы его убили, Монсеньор?
— Мне очень жаль, дитя мое, но убил его не я. Я вынудил его совершить самоубийство.
Леони снова опустилась на диван.
— Расскажите! — потребовала она. — Пожалуйста, расскажите, Монсеньор! Когда он покончил с собой?
— Во вторник, дитя мое, на вечере у мадам дю Деффан.
— Tiens! — Леони осталась совершенно невозмутимой. — А почему?
— Мне подумалось, что земля утомилась носить столь дурного человека.
— Так это вы сделали так, чтобы он умер в тот вечер! Я знала, что вы это сделаете! — вскрикнула Леони.
— Сделал, дитя мое.
— А Руперт там был? А леди Фанни? Как это воспринял Руперт?
— Руперт? Сдержанно, дитя мое. Во всяком случае, до твоих неумеренных восторгов ему было далеко.
Леони вложила свою узкую ладонь в руку его милости и доверчиво улыбнулась.
— Монсеньор, это же был такой свинтус… А теперь расскажите, как это случилось. Кто там присутствовал?
— Все, даже Марлинг и милорд Мериваль. А кроме того, принц Конде, супруги де ла Рок, супруги д'Эгийон, семейство Сен-Виров, включая Армана; Лавулер, д'Анво — одним словом, дитя мое, весь Париж.
— А леди Фанни и все остальные знали, что вы намерены убить эту свинью, Монсеньор?
— Дитя мое, не стоит говорить в обществе, что это я его убил.
— Не буду, Монсеньор. А разве они не знали?
— Они знали, что я собираюсь нанести удар. Надо сказать, мои родственники и друзья на редкость кровожадны.
— Vraiment? Даже месье Марлинг?
— Даже он, — Эйвон удрученно качнул головой. — Видишь ли, дитя мое, они тебя любят, в этом все дело.
Леони покраснела.
— О!.. А что на вас было надето, Монсеньор?
— Типично женский склад ума, — пробормотал его милость. — Я был одет в золото, дитя мое, с изумрудами.
— А, знаю. Этот чудесный камзол! Но продолжайте, Монсеньор.
— Руперт и Хью стояли у дверей, — подчинился его милость, — а Мериваль развлекал Сен-Вира беседой. Леди Фанни взяла на себя твою бедную мать. А затем я рассказал собравшимся одну занимательную историю. Вот и все.
— Voyons! — Леони едва не подпрыгнула. — Всего-то! И что произошло, после того, как вы закончили рассказ?
— С твоей несчастной матерью случилась истерика. Видишь ли, дитя мое, я заставил их подумать, будто ты утопилась. Мадам де Сен-Вир вскрикнула, и графу ничего не оставалось, как покончить с собой, поскольку своим криком графиня разоблачила его.
— Наверное, это было ужасно захватывающе, — Леони вздохнула. — Мне немного жаль мадам де Сен-Вир, но я рада, что этот негодяй мертв. А что теперь будет с виконтом? Наверное, он очень огорчился.
— Полагаю, он не станет долго сожалеть о происшедшем. Я не сомневаюсь, что твой дядюшка позаботится о нем.
Глаза девушки заблестели.
— Voyons, теперь у меня есть семья! А сколько у меня сейчас дядюшек, Монсеньор?
— Я точно не знаю, дитя мое. Со стороны отца один дядя и одна замужняя тетка. С материнской стороны — несколько дядюшек и, вероятно, многочисленная толпа теток, кузенов и кузин.
Леони задумчиво покачала головой.
— Мне сложно все это осмыслить, Монсеньор. А вы обо всем знали с самого начала? Как вы догадались? Почему вы ничего мне не рассказали?
Его милость опустил взгляд на табакерку.
— Дитя мое, я выкупил тебя у достопочтенного Жана по одной-единственной причине: ты была чрезвычайно похожа на Сен-Вира. — Он немного помолчал. — Я подумал, что тебя можно использовать в качестве орудия мести.