— Правда?
Не так уж много вещей выводят меня из себя. Но недавние перепады настроения Каина как раз относятся к таковым. Я знал, что он бомба замедленного действия, но теперь, когда я показал ему способ справляться с проблемами, он должен чувствовать себя лучше.
Но вместо этого он с каждым днем все больше разваливается на части. Единственное время, когда он этого не делает, — когда я связываю его и заставляю кончить.
После этого он доволен. Стабилен. Обычно он лежит со мной в кровати и смотрит на рыбок... болтает обо всем, что приходит ему в голову.
Пока не возвращается домой, не идет в школу... и цикл не повторяется снова.
— Сейчас почти час ночи.
— О, — он тяжело вздыхает, — может, есть кто-то еще, кому мы можем позвонить? Девушка, которая была бы не против потрахаться этой ночью?
Меня не волнует, что он хочет трахнуть девушку. Черт, да я готов трахнуть несколько девушек сегодняшней ночью. Но его эмоциональные качели меня не устраивают.
— Я знаю многих девушек, чувак. Но прежде чем мы назначим оргию... почему бы тебе не рассказать мне, что происходит?
Он перестает расхаживать.
— Ничего. Я просто... мне нужно... — его голос прерывается, и он склоняет голову.
Моя грудь сжимается, когда я продолжаю смотреть на него. Я всегда был проницателен, когда дело касалось эмоций других людей. Я вообще не сострадательный человек. Как раз наоборот — мне наплевать на большинство людей, пока они не дадут повода изменить это. Однако я чутко реагирую на малейшие изменения в их поведении.
Вероятно, это связано с тем, что моя мать игнорировала мое существование. Из-за этого мне приходилось проводить много времени, наблюдая за ней и ее друзьями-наркоманами, что, в свою очередь, сделало меня в некотором роде наблюдателем за людьми.
Каин единственный, кто по-настоящему очаровал меня. Впервые я увидел его — вернее, проявил к нему активный интерес — в преподавательской, когда он просовывал бюллетени в закрытую урну, чтобы одержать победу на выборах президента студенческого совета.
Но пожар вспыхнул не из-за этого... а из-за того, что он сделал после. Из своего укромного местечка за книжным шкафом, где за несколько минут до этого я заставил миссис Миллер отсосать мне, я с удовольствием наблюдал, как Каин расстегнул штаны, достал свой член и принялся дрочить.
До этого случая я не знал никого, кроме себя, кто бы получал стояк от того, что занимается хреновыми вещами. Но тут появился сам мистер Капитан команды по дебатам, яростно мастурбировавший и проклинающий Джеральда Дугласа — студента с особыми потребностями — до самого ада и обратно за то, что тот посмел выступить против него в гонке за пост президента студенческого совета.
Изюминкой на торте стало то, что он подошел к холодильнику и кончил в сэндвич миссис Дуглас — школьной учительницы музыки, а также матери его оппонента.
Мы можем быть противоположностями, но где-то глубоко внутри я знаю, что Каин моя родственная душа, если таковые вообще существуют.
К счастью, я нашел для него подходящий выход... тот, который не приведет к массовым убийствам, к которым он явно стремился. В конце концов, у парня есть мечты и амбиции.
К несчастью для него, это только заставляет его трещать по швам.
И к несчастью для меня... похоже, у меня возникли серьезные чувства к этому ублюдку. Ну, чувства, отличные от любопытства узнать, что им движет... и желания трахнуть его в задницу, чтобы проверить, так ли она напряжена, как и все остальное в нем.
Затянувшись сигаретой, я изучаю его: — Слушай, ты явно переживаешь какое-то дерьмо.
Молчание.
Я не из тех, кто раздувает из мухи слона, но, как обычно, Каин — исключение из правил. По непонятной мне причине ему удалось забраться мне под кожу.
Поднявшись с кровати, я подхожу к нему, зная, что, когда мы будем бороться, все закончится одним из двух вариантов — мой кулак у него во рту, либо его член у меня во рту. Любой из них меня устроит. Благодаря дневному сну я хорошо отдохнул.
Я хватаю его за плечо: — Ка...
Он вздрагивает, и из его горла вырывается приглушенный звук, когда он оборачивается: — Не надо.
Ему больно, это очевидно. Но вот чего я не понимаю, так это его прикида.
— Почему на тебе маскарадная маска?
Судя по всему, это та же самая, которую я вручил ему две недели назад на танцах.
Когда он не отвечает, я снимаю ее.
Мой желудок наливается свинцом, когда вижу его опухший синяк под глазом и разбитую губу.
Мой гнев — изначально скрытая вещь. Он зарождается где-то в глубине моего нутра, но сейчас выплескивается наружу: — Я, блядь, убью его.