Она только что не мурлыкала от удовольствия, когда мы сидели за столом в гостиной и Джоэл рассказывал нам об обезумевшей старухе, поджидавшей, когда король выйдет из кареты у ворот Сент-Джеймского дворца, под предлогом вручения ему прошения, и пытавшейся ударить его в грудь спрятанным ножом.
- Слава Богу, - сказал Джоэл, - охранники Его Величества вовремя схватили ее за руку. Король вел себя так, как и следовало ожидать. Он был чрезвычайно обеспокоен судьбой бедной женщины. «Я не ранен, - воскликнул он. - Позаботьтесь о ней». Впоследствии он заявил, что старуха сошла с ума, а посему не отвечает за свои поступки.
- Я слыхала, - вставила моя мать, - что Его Величество испытывает сострадание к умалишенным.
- О, клянусь, до вас дошли слухи о состоянии здоровья самого короля, - сказал Джоэл.
- Но вы-то должны знать, - ответила мама, - есть ли в них доля правды.
- Слухи эти мне известны, но насколько они достоверны - другое дело.
- Как по-вашему, эта женщина действовала сама по себе, или же она - член шайки, задумавшей убить короля? - спросила я.
- Почти несомненно первое.
Попивая вино и нахваливая мою мать за ромовые бабы, Джоэл принялся рассказывать анекдоты из жизни двора, полностью захватившие нас, таких далеких от всего этого.
Вечер прошел очень приятно, после ухода Джоэла мать вся сияла, и я слышала, как она, мило фальшивя, запела «Сердце дуба», что бывало всегда, когда она особенно радовалась жизни. Я знала, что у нее на уме.
День рождения у меня в сентябре - в этот год мне исполнилось девятнадцать, и когда я отправилась в сарайчик с односкатной крышей, служащий нам конюшней, чтобы оседлать Дженни, я увидела там великолепную пегую кобылу.
Я удивленно уставилась на нее. Затем, услышав за спиной какой-то-шум, оглянулась и увидела маму. С тех пор, как умер отец, я никогда не видела ее такой счастливой.
- Что ж, - сказала она, - теперь, когда ты отправишься на прогулку верхом вместе с Джоэлом Деррингемом, у тебя будет подобающий вид.
Я бросилась к ней, мы крепко обнялись. Когда мама отпустила меня, в ее глазах блестели слезы.
- Как ты смогла купить это?
- Ну вот! - Она укоризненно покачала головой, - Получая подарок, таких вопросов не задают.
Тут правда дошла до меня.
- Приданое! - пораженно воскликнула я.
Мать откладывала, как она говорила, на «черный день», и эти деньги хранились в старом ларце эпохи Тюдоров, передававшемся в семье из поколения в поколение. Мы всегда называли эти сбережения приданым.
- Что ж, я решила, что лошадь в конюшне лучше нескольких гиней, спрятанных в носке. Это еще не все. Пошли наверх.
Она гордо провела меня в свою спальню, и там я увидела разложенный на кровати полный костюм для верховой езды: темно-синяя юбка, жакет и цилиндр в тон им.
Я не смогла отложить примерку, и, конечно же, оказалось, что все сидит на мне великолепно.
- Тебе это идет, - прошептала мама. - Вот бы порадовался твой отец… Теперь ты выглядишь так, словно действительно принадлежишь…
- Принадлежу? Кому?
- Ты выглядишь ничуть не хуже гостей Мэнора.
Меня охватило дурное предчувствие. Я в точности поняла ход ее мыслей. Моя дружба с Джоэлом Деррингемом лишила мать рассудка. Она действительно решила, что он собирается на мне жениться, и именно по этой причине не задумываясь потратила деньги из ларца, который, сколько себя помню, был священно-неприкосновенным. Я представила, как мать убеждает себя, что лошадь и костюм - не роскошь. Они должны были показать всем, насколько ее дочь достойна вхождения в мир знати.
Я ничего не сказала, но моя радость от лошади и нового костюма заметно уменьшилась.
Выезжая на прогулку, я увидела, что мама смотрит из окна второго этажа, и почувствовала прилив нежности к ней, но вместе с тем - уверенность, что ей предстоит горькое разочарование.
Несколько недель жизнь продолжалась, как и прежде. Наступил октябрь. Народу в школе было меньше, чем обычно в это время года. Маму всегда беспокоило, когда ученицы переставали к нам ходить. Сибилла и Мария, разумеется, продолжали учиться, как и Марго, но не скрывалось, что Марго вскоре вернется к своим родителям, а Сибилла и Мария, возможно, уедут вместе с ней заканчивать образование в пансионе под Парижем.
Я не могла нарадоваться новой лошади. Бедняга Дженни с облегчением избавилась от меня, а новая кобылка, которую я назвала Приданым, требовала, чтобы с нею много занимались, поэтому я часто выезжала верхом. И всегда меня встречал Джоэл. По субботам и воскресеньям, когда не было занятий, мы совершали длительные прогулки.
Мы говорили о политике, звездах, природе и на любую другую тему - Джоэл прекрасно разбирался во всем. От моего присутствия у него поднималось настроение, что я находила очень милым, но, хотя Джоэл мне очень нравился, особого возбуждения я в его присутствии не испытывала. Я ни за что не обратила бы на это внимание, если бы не та встреча с графом. Даже спустя столько времени одно воспоминание о его поцелуях заставляло меня вздрагивать. Граф начал являться мне в снах, и эти сны пугали меня, хотя просыпалась я всегда с чувством сожаления, желая погрузиться в них вновь. Я попадала в затруднительные положения, и всегда рядом оказывался граф, загадочно наблюдая за мной, так что я никогда не могла точно понять, что он собирается делать.
Было глупо и смешно, что серьезная молодая женщина моих лет столь наивна. Я искала для себя оправдания. Моя жизнь была уединенной. Я не бывала в свете. Иногда мне казалось, что моя мать столь же наивна, как и я. Да уж, несомненно - раз она считает, что Джоэл Деррингем хочет на мне жениться.
Я была настолько поглощена своими заботами, что едва замечала перемены, происходящие с Марго. Жизнь уже не била в ней через край. Временами она даже бывала подавленной. Я всегда знала, что Марго - человек настроения, но никогда не чувствовала это столь явно, как теперь. Порой она бывала весела буквально до истерики, а порой становилась мрачной и угрюмой.
На занятиях она была невнимательна, и, дождавшись, когда мы остались одни, я сделала ей замечание.
- Английские глаголы! - воскликнула Марго, всплеснув руками. - Я нахожу их такими скучными. Кому какое дело, могу ли я говорить по-английски так, как вы… раз меня понимают.
- Мне, - напомнила я ей. - Моей матери и вашей семье.
- Только не им. Они все равно не увидят разницы.
- Ваш отец позволил вам остаться, потому что доволен вашими успехами.
- Он позволил мне остаться, потому что хочет убрать подальше от себя.
- Не могу поверить в такой вздор.
- Минель, вы… как это называется… лицемерка? Вы делаете вид, что вы очень хорошая. Вы выучили все глаголы, не сомневаюсь в этом… вдвое быстрее всех нас. А теперь выезжаете верхом на новой лошади… в элегантном костюме… а кто поджидает вас в лесочке? Скажите-ка мне.
- Я рассчитывала, Марго, что мы с вами сможем поговорить серьезно.
- А что может быть серьезнее этого? Вы нравитесь Джоэлу, Минель. Вы ему очень нравитесь. Я рада, потому что… хотите, я кое-что вам скажу. Родители наметили его мне в мужья. О, вас это удивило, да? Мой отец говорил об этом с сэром Джоном. Я знаю об этом, потому что подслушивала… у замочной скважины. О, это отвратительно! Отцу хотелось бы, чтобы я обосновалась в Англии. Он считает, что во Франции некоторое время будет небезопасно. Так что, если бы я вышла замуж за Джоэла… у которого есть состояние… и титул… здесь есть над чем задуматься. Конечно, его род не такой древний, как наш… но мы готовы забыть об этом. Но вот появляетесь вы, на новой лошади и в элегантном костюме для верховой езды, и Джоэл, кажется, перестает меня замечать. Он видит только вас.
- Когда вы не в настроении, то говорите несусветную чепуху.
- Все началось, когда вы пришли на чай, не так ли? Вы встретились с ним на лужайке возле солнечных часов. Вы выглядели очень красивой. Солнечный свет подчеркивает красоту ваших волос, подумала я. Джоэл подумал то же самое. Вы любите его, Минель?
- Марго, я хочу, чтобы вы больше внимания уделяли занятиям.