Отыскав ключ, я открыла ларец.
В нем лежало только пять гиней.
Я была поражена, так как считала, что найду там не меньше сотни. Затем правда, которую мне следовало понять раньше, дошла до меня. Ну конечно же - лошадь! Костюм для верховой езды!
Позднее я обнаружила у мамы в шкафу отрез материи, и, когда ко мне пришла Джилли Барток с бархатным платьем, сшитым для меня, я поняла, что произошло.
Приданое было потрачено на покупку лошади и моих нарядов, чтобы я могла произвести впечатление достойной пары для Джоэла Деррингема.
Проснувшись в первый день Рождества, я отчетливо ощутила одиночество и отчаяние. Я лежала в кровати, вспоминая предшествующие годы, когда мама входила в мою спальню с таинственными свертками в руках, поздравляя: «С Рождеством, дорогая!», а я протягивала ей свои подарки; вспоминала, с какой радостью мы, разбросав на кровати оберточную бумагу, вскрикивали с удивлением (часто деланным, потому что мы всегда были практичными в выборе подарков). Но когда мы восклицали: «Это именно то, что я хотела!» - это неизменно было правдой - ведь мы в совершенстве знали нужды друг друга. Теперь я была одна. Все произошло слишком внезапно. Если бы мама долго болела, возможно, я привыкла бы к мысли, что потеряю ее, и это несколько смягчило бы удар. Она была совсем не старой. Я винила жестокую судьбу, лишившую меня любимого человека.
Но тут я, словно наяву, услышала голос матери, укоряющий меня. Я должна продолжать жить. Должна преуспеть в жизни, а этого никогда не произойдет, если я буду предаваться скорби.
Горе особенно невыносимо в праздничные дни, и причина этого - жалость к себе. Это напомнило мне рассуждения матери. То, что другие наслаждаются жизнью, не должно вселять в сердце отчаяние.
Я встала и оделась. На этот день я была приглашена к Мансерам, арендующим ферму в поместье Деррингем. Мы с матерью несколько раз проводили вместе с ними Рождество и очень подружились. У Мансеров было шесть дочерей, и все они посещали нашу школу, две младшие еще учились в ней - плотные работящие девицы, которые со временем станут женами фермеров. Кроме них, в семье был еще сын - Джим, несколькими годами старше меня, и уже ставший правой рукой отца. Ферма Мансеров всегда казалась нам зажиточным хозяйством. Оттуда нам постоянно присылали вырезки баранины и свинины, и молока и масла мы вообще не покупали, так как получали столько, что нам хватало.
Миссис Мансер таким образом пыталась отблагодарить нас за образование, полученное ее детьми. Семье было бы не по средствам отправить их в школу - и уж тем более нанять гувернантку - и, когда моя мать открыла поблизости учебное заведение, Мансеры сказали, что это ответ на их молитвы. Кроме них, еще несколько семей думали так же, вот почему у нас всегда хватало учениц и школа процветала.
Я отправилась к Мансерам верхом на Приданом и была тепло встречена всеми членами семьи, что очень тронуло меня. Я постаралась хотя бы на несколько часов забыть о своем горе и быть веселой. До гуся, с такой любовной заботой приготовленного миссис Мансер, я едва дотронулась, однако изо всех сил старалась не омрачать праздничный день. Затем я участвовала в играх, и миссис Мансер подстроила так, чтобы моим партнером ныл Джим. Я поняла ход ее мыслей. Не пребывай я в столь подавленном настроении, это развеселило бы меня - забавно было, как люди, хорошо относящиеся ко мне, пытаются устроить рое будущее.
Не думаю, что из меня вышла бы хорошая жена фермера, но, по крайней мере, планы миссис Мансер были куда реальнее, нежели безудержные мечты моей матери.
Миссис Мансер настояла на том, чтобы я осталась на ночь и провела у них еще один день, что я и сделала, признательная за то, что мне не нужно возвращаться в пустую школу.
Я вернулась на следующий день, ближе к вечеру. Занятия должны были начаться со следующей недели, и мне требовалось составить расписание. Я едва могла выносить тишину дома, опустевшее кресло, пустые комнаты.
Не успела я пробыть дома и часа, как пришел Джоэл.
Взяв мои руки в свои, он посмотрел мне в лицо с таким состраданием, что я с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться.
- Не знаю, что сказать вам, Минелла, - промолвил Джоэл.
- Пожалуйста, ничего не говорите. Так будет лучше. Говорите о чем угодно, но только не…
Он кивнул, отпуская мои руки. Затем рассказал мне, что приходил утром в Рождество, но не застал меня. Я объяснила, где была, и рассказала о радушии Мансеров.
Джоэл, достав из кармана коробочку, сказал, что у него для меня есть подарок. Открыв ее, я увидела брошь, лежащую на черном бархате, - сапфир, окруженный розовыми бриллиантами.
- Меня пленил сапфир, - сказал Джоэл. - Я решил, что он такого же цвета, как и ваши глаза.
Чувства переполняли меня. После смерти матери проявление доброты необычайно трогало меня. Брошь была очень красивая - намного дороже всего, чем я когда-либо обладала.
- С вашей стороны очень мило, что вы подумали обо мне, - сказала я.
- Я много думал о вас… думал постоянно… с тех пор…
Кивнув, я отвернулась. Затем взяла брошь, и Джоэл проследил, как я прикалываю ее к платью.
- Благодарю вас, - сказала я. - Я навеки сохраню ее.
- Минелла, - начал он. - Я хочу поговорить с вами…
Голос его звучал так нежно и взволнованно. Мысленно я увидела улыбку матери, счастливый изгиб ее губ. Неужели это действительно произойдет?
Меня охватила паника. Мне нужно было время, чтобы подумать… привыкнуть к своему одиночеству… своему несчастью.
- Когда-нибудь… - начала я.
Он перебил меня:
- Я зайду завтра. Возможно, мы прокатимся немного верхом.
- Да, - ответила я. - Пожалуйста.
Джоэл ушел, а я осталась сидеть, глядя прямо перед собой. Я ощущала спокойствие дома. Казалось, мама здесь. Я буквально слышала напевы «Сердца дуба».
Я провела бессонную ночь, обдумывая, что мне делать, если Джоэл попросит стать его женой. Возможно, брошь являлась символом его намерений, которые были - уверена в этом - честными, у Джоэла они просто не могли быть другими. Мне казалось, я слышу голос матери, призывающий меня не колебаться. Я представила, что мама рядом и мы вместе обсуждаем это. «Я не люблю его так, как нужно любить мужчину, за которого выходишь замуж». Я явственно увидела, как мать поджала губы, так она делала всегда, выражая презрение к какому-то мнению. «Ты ничего не понимаешь в любви, дитя мое. Со временем все придет. Он хороший человек. Он даст тебе все, о чем я мечтала для тебя. Уют, обеспеченность, любовь, достаточную для двоих… на первое время. Со временем просто нельзя будет не полюбить такого человека. Я вижу ваших малышей, играющих на лужайке около солнечных часов, где вы впервые познакомились. О, какая это радость - дети! У меня был лишь один ребенок, но после смерти твоего отца он стал для меня всем миром». - «Мамочка, не ошибаешься ли ты? Как правило, ты не ошибалась, но знаешь ли ты, что для меня будет лучше?»
Я никогда бы не смогла рассказать ей, что почувствовала, когда граф целовал меня. Внутри что-то поднялось, что-то ужасающее и в то же время непреодолимое. И это нечто принесло с собой осознание того, что я чего-то не понимаю, но обязана буду понять до вступления в брак. Граф дал мне почувствовать, что Джоэл никогда не сможет оказывать на меня такое воздействие. Вот и все.
Я словно услышала тихий смешок матери. «Граф! Известный волокита. В высшей степени неприятный человек! То, что он повел себя именно так, лишь показывает его испорченность. А его жена спала в соседней комнате! Подумай о добром ласковом Джоэле, который никогда не сделает ничего бесчестного и даст тебе все, о чем я для тебя мечтала».
Все, о чем я для тебя мечтала… Эти слова эхом продолжали звучать в моей голове.
III
Драма разыгралась на следующий день. Все началось с того, что в школу прискакал сэр Джон.
- Мисс Мэддокс! - закричал он, и я поразилась обезумевшему выражению его лица. - Она здесь? Марго здесь?
- Марго? - удивилась я. - Нет. Я уже несколько дней ее не видела.