Мария покачала головой:
– Это ничего не значит.
– Если что-то есть, оно что-то должно значить. Этот закон нашей Вселенной – базис всего нашего мышления!
С горных кряжей ударил по ним порыв ветра, взметнувший пыльные вихри, которые, кружась в свете двух светил – желто-зеленого Урбана и Красного Робундуса, сплетались в многоцветные ленты, приобретали странные формы.
– Вот твой дождь, – Мария старалась перекричать рев ветра.
Раймонд решительно продолжал путь. Вскоре ветер стих.
Мария сказала:
– На Глории я поверю в дождь или вообще во что-либо только в том случае, если это случится.
– У нас пока еще мало фактов, – настаивал Раймонд. – В непредсказуемости нет ничего магического.
– Это всего лишь непредсказуемость, – она взглянула назад, на склон Гран Монтана. – Поблагодарим бога за Часы – хоть что-то есть у нас надежное.
Дорога шла через холмы, мимо сборища рогатых пиков, мимо островков серого кустарника и пурпурной колючей травы. Случалось, дороги не было и им приходилось разыскивать путь как первопроходцам. Иногда дорога кончалась у оползней и продолжалась на десять футов выше или ниже. Но это были второстепенные неудобства, которые они преодолевали как нечто само собой разумеющееся. Только когда Робундус двинулся к югу, а Урбан нырнул к северу, они действительно обеспокоились.
– Немыслимо, что солнце садится в семь вечера, – сказала Мария.
– Это слишком нормально, слишком соответствует реальности.
В семь пятнадцать оба солнца сели. Десять минут заката, пятнадцать минут сумерек – затем ночь непредсказуемой длительности.
Но закат они пропустили из-за землетрясения. По дороге забарабанили камни. Раймонд с Марией спрятались под гранитным козырьком. Валуны продолжали стучать по дороге и, кружась, скатываться дальше по склону.
Каменный дождь кончился, только отдельные камешки еще прыгали по земле, словно запоздалые мысли.
– Кончилось? – спросила Мария хриплым шепотом.
– Вроде бы.
– Мне хочется пить.
Раймонд протянул ей флягу. Она отхлебнула.
– Сколько еще до Флитвилла?
– Старого Флитвилла или Нового Города?
– Неважно. Любого.
Раймонд замялся:
– Фактически я не знаю расстояния ни до одного из них.
– Но мы не можем оставаться здесь ночью.
– Наступает день, – сказал Раймонд, заметив, что белый карлик Мауд начал серебрить небо на северо-востоке.
– Это ночь, – объявила Мария спокойно, но в голосе ее чувствовалось тщательно подавляемое отчаяние. – Часы говорят, что это ночь. Пусть сияют все солнца в галактике, даже наше Родное Солнце. Поскольку Часы говорят, что ночь, значит ночь!
– В любом случае, дорогу мы видеть можем… Новый Город за этим гребнем, я узнаю этот большой шпиль. Когда я проходил здесь в последний раз, он был.
Раймонд больше всего удивился, найдя Новый Город именно там, где он поместил его. Они поплелись в деревню.
– Как-то здесь все очень уж обманчиво тихо.
Город состоит из трех дюжин хижин из бетона и хорошего чистого стекла, в каждую проведена отфильтрованная вода, в каждой душ, ванна и туалет. В угоду предрассудкам флитов на крышах зданий настлана колючка, а в домах нет внутренних перегородок. Сейчас все хижины были пусты.
Мария заглянула в хижину.
– Ммм… ужасно! – она сморщила нос. – Запах!
В окнах второй хижины не было стекол. Лицо Раймонда стало мрачным и сердитым.
– Когда я волок сюда это стекло, спина моя стерлась в волдыри. Вот как они нас благодарят.
– Мне не важно, благодарят они нас или нет, – сказала Мария. – Я беспокоюсь об инспекторе. Он будет стыдить нас за… – она махнула рукой,
– за эту грязь. Ведь предполагается, что мы за них отвечаем.
Задыхаясь от негодования, Раймонд осмотрел деревню. Он вспомнил тот день, когда был закончен Новый Город – образцовое поселение, тридцать шесть чистеньких хижин, едва ли хуже, чем бунгало Колонии. Архидиакон Барнет провозгласил благословение; волонтеры-рабочие преклонили колени и воздали молитву на центральной площади. Пятьдесят-шестьдесят флитов спустились с горных гребней посмотреть.
В лохмотьях, с широко раскрытыми глазами, мужчины все хрящеватые, с нечесаными волосами, женщины полные, хитрые, склонные к промискуитету – так, по крайней мере, считали колонисты.
После молитвы архидиакон Барнет преподнес вождю племени большой ключ из позолоченной фанеры:
– Передаю деревню в ваше владение, вождь. Это будущее вашего народа, это его благосостояние! Охраняйте деревню, лелейте ее!
Вождь стоял, было в нем семь футов роста, тощий как жердь. Профиль его казался словно резным, острый и суровый, черепаший. Одежда его была черным сальным тряпьем. В руках он держал длинный посох, обитый козьей шкурой. Он один из племени говорил на языке колонистов, хотя и с акцентом, который шокировал слушавших его.
– Они меня не волнуют, – сказал вождь небрежным хриплым голосом.
– Они делают то, что им нравится. Так лучше.
Архидиакон Барнет встречался и раньше с таким отношением к жизни. Человек большого ума, он не чувствовал возмущения и хотел опровергнуть своими аргументами то, что считал нерациональным.
– Разве вы не хотите стать цивилизованным народом? Разве вы не хотите поклоняться Богу, жить чистой и здоровой жизнью?
– Нет.
Архидиакон усмехнулся:
– Ладно, мы вам поможем в любом случае. Мы научим вас читать, считать, мы будем лечить ваши болезни. Конечно, вы должны соблюдать чистоту и усвоить некоторые повседневные привычки – потому что это означает цивилизованность.
Теперь усмехнулся вождь:
– Вы даже не знаете, как пасти коз.
– Мы не миссионеры, – продолжил Архидиакон Барнет. – Но когда вы будете готовы познать Истину, мы поможем вам.
– Ммм… ммм – какую вы от этого получите выгоду?
Архидиакон улыбнулся:
– Мы не ищем выгоды. Вы люди, наши товарищи. Мы обязаны вам помочь.
Вождь повернулся и сказал что-то племени; оно, сломя голову, кинулось вверх по скалам, карабкаясь по кручам, словно скопище безумных призраков – волосы развевались, козлиные шкуры полоскались по ветру.
– Что это? Что это? – закричал Архидиакон. – Вернитесь, – крикнул он вождю, который уже догонял племя.
Вождь посмотрел на него со скалы:
– Вы все сумасшедшие люди.
– Нет, нет, – выкрикнул Архидиакон. Сцена была просто замечательной, прямо для театральных подмостков: беловолосый Архидиакон, взывающий к дикарю, вождю племени – святой, командующий сатирами. И все это в изменчивом свете трех светил.
Каким-то образом он соблазнил вождя перебраться в Новый Город. Старый Флитвилл был в полумиле вверх, на седловине, продуваемой всеми ветрами. Там часто лежали облака, спускающиеся с вершины Гран Монтана. Там даже козы с трудом цепляли копыта за скалы. Там было холодно, промозгло, уныло. Архидиакон каждому расписывал недостатки Старого Флитвилла. Он говорил, что вождь предпочитает Новый Город.
Пятьдесят фунтов соли изменили положение. Архидиакон пошел на компромисс в своем отношении ко взяткам. Шестьдесят человек из племени с видом изумленного беспристрастия переселились в новые хижины. Они считали, что Архидиакон заставляет играть их в какие-то дурацкие игры.
Архидиакон еще раз благословил деревню. Колонисты преклонили колени. Флиты с любопытством наблюдали за ними из окон и дверей своих новых домов. Человек двадцать-тридцать запрыгали вниз по скалам, гоня перед собой стадо коз, которых они разместили в маленькой часовне. Улыбка Архидиакона стала болезненной и неподвижной, но, к чести его будь сказано, он не вмешивался.
Через некоторое время колонисты вернулись в долину. Они сделали, что могли, но сами не были уверены, то ли они сделали.