- Зато не страдала долго, - прошептал кто-то из стоящих позади меня людей. Многие там были. Несколько соседок, двое бывших бабушкиных сослуживцев, три приятельницы, с которыми бабуля любила болтать по телефону, пока меня не было дома. - Не мучила ни себя, ни посторонних.
К горлу подступили рыдания. Я прерывисто задышала, чувствуя, как по щекам покатились слезы. Решительно подняла руку: вытереть их. Но сдержалась. Так, с мокрыми щеками, и продолжила речь:
- Зато мать мою и меня вырастила, на ноги поставила. Она...
- Детка, перестань, не изводи себя так, - Татьяна Михайловна к моему удивлению вместо обычного осуждения выказала сочувствие. - Если умерла, значит, строк ее к концу подошел.
Сердобольная старушка попыталась меня обнять, но я вырвалась из ее объятий. Подошла еще ближе к гробу, все так же пытаясь отвести взгляд от застывшего тела. Позже и вовсе закрыла глаза. Наклонилась и легко коснулась губами холодного лба.
- Земля тебе будет пухом, бабуля. Земля будет...
Скоренько поднявшись, я отошла от деревянного, оббитого красной тканью гроба, освобождая место другим гостям. Кто по одному, кто по двое они подходили к бабуле и прощались.
- Хорошим человеком Людка была. Всем нам помогала. Никогда не отказывала. У самой, бывало, денег нет, а она...
- Много чего Людмила в жизни сделала. Я вот всегда говорила...
Все новые и новые слова. Людка, Людмила, Горянская... Я будто отгородилась от всего этого. Стояла в стороне, не вслушиваясь, будто говорили они не о моей бабуле, а каком-то совершенно постороннем человеке. Добром, хорошем, щедром...
Бабуля... Бабушка...
Я помнила едва ли не каждый день, проведенный с ней. Они остались где-то в памяти, но где-то очень далеко. Так далеко, что и не добраться. Сейчас же...
Нечто объемное, покрытое белой простыней, выкатили из операционной. Санитар в голубом халате осмотрел длинный, полупустой в этот ночной час коридор и подкатил тележку к нам с Дамианом. Обратился к моему спутнику:
- Вы Горянский?
- Я - Горянская, - опередила я Дамиана. - Это... Горянская Людмила...?
- Сейчас проверим, - санитар резко поднял простыню, показывая мне лежащее на тележке тело.
Бледное, чуть синеватое лицо в обрамлении седых волос, которые бабуля никогда не красила. Заострившееся, будто внезапно похудевшее лицо - скелет, обтянутый кожей. Белесые губы и почти слившиеся с ними такие же белые выглядывающие зубы. Тонкие, выщипанные накануне ресницы. И огромные невидящие глаза. Несколько синяков да багровых кровоподтеков на шее и плечах.
Позади раздался какой-то шум. Но прежде чем посмотреть, откуда он доносится, я провела рукой по бабулиному лицу, закрывая ей глаза.
Сглотнула.
- Она умерла.
Я осторожно накрыла голову бабуле простыней, а затем повернулась к мужчинам. Невесть с чего улыбнулась.
- Это она. Людмила Алексеевна...
Я глубоко вздохнула, возвращаясь из воспоминаний, и едва не подавилась воздухом. Закашлялась, схватившись рукой за грудь. Затем выровнялась, вытерла мокрые от слез щеки и вновь подошла к гробу. Кивнула двум плечистым мужикам, которые как раз без дела ошивались рядом, чтоб закрывали гроб, а затем опускали его в заранее выкопанную яму.
Кто-то сказал:
- Киньте землю в яму, чтобы земля ей пухом была.
Я кивнула. Подошла к горе не то глины, не то песка, которую до того гробовщики выкопали из ямы. Набрала в кулак жменю, бросила в яму. Взяла еще...Еще...
Долгий это был день. Наверное, самый долгий в моей жизни. Похороны, затем поминки... И всюду, куда ни гляну, жалеющие, сочувствующие лица.
- Как же ты теперь одна?..
- Ты, если что, обращайся. У нас и самих с деньгами не густо, но...
Хотелось плакать, кричать: да не нужны мне ваши деньги. Валите к чертям собачим! Куда угодно валите, только оставьте меня в покое! Биться головой о стены и остаться, наконец, в одиночестве. Выплакаться. Забыть...
Но нельзя. Только выслушивать их сочувствие, благодарить...
- Да-да, конечно, я постараюсь...
- Вы не волнуйтесь...
Наконец, меня оставили в покое. С большинством гостей я еще в кафе распрощались, а Татьяна Михайловна меня до двери проводила.
Будто без нее не справлюсь!
Я громко хлопнула дверью и медленно опустилась на корточки подле нее. Наконец, я осталась одна. Наконец...
Слез не было. Весь день я сдерживалась. Задыхалась, но запрещала себе рыдать. Хотела выплакаться в одиночестве, так, чтоб никто... Никто...
Я осталась одна, как хотела, как... А слез не было. Ничего не было! Только горе...
Сзади послышался стук, громкий крик и надоедливая трель звонка. Но какое мне дело до незадачливого визитера? Пошел он к черту!
Новый удар в дверь. Да еще и такой силы, что я через дерево почувствовала. И еще...
- Убирайся! - не поворачивая головы, сквозь зубы прошипела я. Все равно ведь не открою, как ни старайся.
Меня как будто услышали. Стук прекратился. Я улыбнулась, так и не сумев выдавить из себя слезы. Облокотила голову о двери и...
- Вот ты где! - взявшийся из ниоткуда Дамиан резко схватил меня за запястье, поднимая на ноги.
- Откуда ты здесь взялся?! - я икнула от удивления и заслонила рот рукой.
- Я же форточник, забыла? - фыркнул Дамиан. - Кажется, именно это ты своим друзьям из полиции рассказала.
- Не важно! - я отвернулась, быстро отперла замок, а вслед за ним двери. - Уйдешь ты через дверь.
Дамиан резко ее захлопнул. Прижал меня к дереву. Но говорить поначалу ничего не стал. Вздохнул, будто собираясь сказать нечто, чего раньше не говорил.
- Виттория, я не умею утешать. Умею только...
Я не дослушала его. Прервала.
- Мне не нужно, что бы меня утешали. Мне вообще ничего не нужно. Ни от тебя, ни от кого!
- Послушай! - Дамиан скрипнул зубами. - Люди умирают. С этим ничего нельзя поделать.
- Да что ты вообще знаешь?
- Ты права, ничего я не знаю, - Дамиан отошел на шаг. - Люди умирают - это да. Тела предают земле или сжигают - у разных народов по-разному. А души умерших попадают кто в рай, кто в ад. Но я и подумать не мог, что терять кого-то из близких так больно!
- Неужели сам никого не терял? - фыркнула я, но тотчас сменила шутовской тон. - Прости. Надеюсь, тебе не скоро придется нечто подобное пережить. Это больно... Очень.
- Вижу, - Дамиан осторожно взял меня за руку. - Пошли на кухню. Хоть выпьешь чего-то.
Я послушно дала увести себя. Присела на стул со спинкой. Затем взяла предложенную Дамианом красную чашку с чем-то горячим. Несколько секунд разглядывала золотистый рисунок какого-то мифического животного с большой роскошной, как у льва, гривой и маленьким, будто у змеи, хвостом. Кроме того, животное могло похвастаться большими круглыми глазами и маленькими треугольными рожками.
Как попусту смотреть на знакомую с детства чашку мне наскучило, я сделала глоток. Закашлялась и едва не выплюнула.
- Что это?
- Чай... С водкой, - уточнил Дамиан. - Здесь, в шкафу нашел.
- Прелестно. Сам пей, - я вернула ему чашку. - Все равно это не поможет.
- Хоть немного. Нужно отпустить горе. Другие на похоронах плакали, прощаясь с твоей бабушкой. Ты же...
- Слезы тоже не помогут, - я вновь глотнула так и не отданный Дамиану напиток. - Тебе от них легче не будет. Только другим проблем и создашь. Помню, у меня когда мама умерла... Еще лет десять назад... Я рыдала. Все глаза выплакала. Остановиться не могла. А потом слышала, как тетя Люба - соседка, которая меня успокаивала - сыну своему говорила, что уже не знает, что со мной делать. Надоела я ей до чертиков. Но как же, матери моей она обещала за мной присмотреть. Вот и вынуждена теперь меня выслушивать!