— Джеймс, держитесь, — предупредил спутника Дариус, а затем рявкнул на ухо Фаршаду какой-то короткий приказ.
Фаршад резко перехватил руль и, внезапно повернув, въехал в узкий проулок. Заднее крыло большого «мерседеса» чиркнуло о край стоявшей на углу металлической урны, отчего та со звоном упала на булыжную мостовую. Фаршад не оглядываясь вдавил педаль газа, и началась уже знакомая Бонду безумная гонка. Машина наугад, вслепую проскочила какой-то перекресток, затем, визжа шинами, выскочила на узкую улочку, куда выходили лишь задние стены домов, затем сделала еще несколько лихих виражей и поворотов — и вдруг оказалась на довольно широком бульваре, где водитель слегка сбросил скорость и откинулся на сиденье, зловеще и в то же время чуть по-детски рассмеявшись.
— Спасибо, Фаршад, — коротко сказал Дариус по-английски.
Он положил руку на запястье Зухры, словно желая успокоить или приободрить ее, но девушка и без того выглядела совершенно спокойной. Судя по тому, что он уже успел увидеть в Тегеране, подумал Бонд, девушка, возможно, считает такую манеру вождения совершенно нормальной, и ей даже не пришло в голову, что водитель пытался оторваться от хвоста.
Вскоре машина затормозила у довольно большого, но совершенно безликого здания, стоящего чуть в стороне от дороги, в глубине огороженного забором двора, и похожего на склад. Ни на вывеску, ни на рекламную подсветку не было даже намека. Это место напомнило Бонду заброшенную промышленную зону где-нибудь на окраине Лос-Анджелеса.
— Это и есть клуб «Парадиз», — объявил Дариус.
Название вызвало в памяти Бонда воспоминание о давних — еще в далекой юности — первых визитах в игорные заведения. Они подошли ко входной двери; Дариус сунул несколько банкнот в руку стоявшего в дверном проеме вышибалы, и они углубились в длинный коридор с бетонным полом, закончившийся тяжелой двустворчатой деревянной дверью с железными петлями и засовом. Молодая женщина в традиционном национальном костюме приветствовала их и нажала ногой на педаль, вмонтированную в пол. Двери беззвучно распахнулись, впуская Бонда, Дариуса и Зухру в гигантское помещение размером с хороший ангар, рассчитанный явно не на один самолет. Дальняя стена огромного зала была превращена в подобие скалистого обрыва с каскадным водопадом; камни были подсвечены лампами с кроваво-красными фильтрами, а вода в большом бассейне у подножия этой искусственной горы, тоже подсвеченная из глубины, переливалась всеми оттенками бирюзы. В райском озере плавала дюжина обнаженных женщин. Вокруг бассейна был устроен восточный сад, где гости возлежали на мягких зеленых коврах, имитирующих траву, или в ленивых позах сидели, откинувшись в мягких креслах и изящных шезлонгах. Целомудренно одетые официантки подносили напитки и сладости. На другом конце ангара возвышалось нечто вроде подиума, где часть гостей лихо отплясывала под записи вполне современной западной поп-музыки, но в «саду» струнный квинтет наигрывал традиционные персидские мелодии.
Зухра обернулась к Бонду и улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубами.
— Вам нравится?
Тем временем к вновь прибывшим гостям подошла молодая женщина и заговорила с Дариусом на фарси. На ней была та же униформа, что и на девушке-привратнице, — кремового цвета халат, перехваченный алым кушаком. Несмотря на неяркое освещение, Бонд, взглянув на вырез — туда, где запахивался халат, — сразу же понял, что под ним ничего нет. Свет свечей и разноцветных ламп, прикрепленных к стенам, придавал ее коже неожиданный оттенок розового лепестка в золотистом сиянии.
— Это Сальма, — представил девушку Дариус. — Она постарается сделать все, чтобы нам здесь понравилось и мы хорошо провели время. Для начала нужно определиться с выбором. Думаю, сперва стоит заглянуть в комнату для курения опиума, а затем побывать в знаменитой парной.
— Что-то я сегодня не рвусь в турецкую баню, — возразил Бонд.
— Вам захочется, как только вы ее увидите, — заверил его Дариус. — В такой вы еще не бывали, это что-то совершенно особенное.
Следом за Сальмой они направились в сторону подиума.
— Имя Сальма, между прочим, переводится как «милая» или «всеми любимая», — шепнул Дариус на ухо Бонду.
— Похоже, ее родители обладали даром предвидения.
— Ох уж эти английские комплименты, Джеймс… но я переведу ей ваши слова. Вы когда-нибудь курили опиум?
Они оказались в квадратной комнате с низкими диванами вдоль стен. Диваны были покрыты коврами, а на полу в беспорядке валялись огромные подушки. На них лежали и сидели несколько мужчин, потягивая зажатые в зубах опиумные трубки, заботливо приготовленные персоналом. Сам опиум и все необходимые для курения принадлежности были разложены на низком столе в центре комнаты; там же светилась красноватыми огоньками раскаленных углей небольшая жаровня. В зале играла нежная персидская музыка, хотя музыкантов видно не было.
Зухра присела по-турецки рядом со столиком и жестом предложила Бонду и Дариусу присоединиться к ней. Девушка взяла немного опиума и положила его в фарфоровую чашечку трубки, потом аккуратным движением серебряных щипцов вынула из жаровни уголек и положила поверх опиума. Она протянула приготовленную трубку Дариусу, который подмигнул Бонду и взял мундштук в зубы. Девушка стала дуть на уголек, пока он не покраснел и над ним не заплясал язычок пламени; опиум зашипел. Над фарфоровой трубкой поднялась струйка дыма, и Дариус поспешил сделать глубокую затяжку. Затем он передал трубку Бонду, который принял это подношение с некоторым сомнением и нерешительностью. Он вовсе не собирался ослаблять свое внимание, реакцию и координацию воздействием наркотика, но, с другой стороны, ему очень не хотелось обижать своего гостеприимного хозяина. В итоге он решил пойти на хитрость: втянул немного дыма в рот, с довольным видом кивнул и отдал трубку обратно Дариусу. Улучив момент, когда, как ему показалось, на него никто не смотрел, он поспешил выпустить дым через ноздри.
Вокруг, прямо на полу, среди подушек, лежали с полдюжины мужчин — закрыв глаза, с выражением неземного блаженства на лицах.
— Для некоторых это становится проблемой, — сказал Дариус. — Опиум, потребляемый в умеренных количествах, в общем-то безвреден. Скажем, если покуривать его раз в неделю. Но в нашей стране слишком многие стали не хозяевами, а рабами опиума. С другой стороны, это самый чистый наркотик — фактически ничем не обработанная эссенция мака. Его смеси и разные производные вроде героина куда более опасны.
Трубка перешла к Зухре, но та засмеялась и покачала головой. Дариус улыбнулся:
— Наши женщины, конечно, не закомплексованы, но, как видите, Джеймс, еще не настолько.
— А что за девушки плавают в бассейне под водопадом?
— Это гурии, райские девственницы, — пояснил Дариус и почему-то закашлялся.
Бонд так и не понял, что стало причиной кашля — смех или опиумный дым.
Протерев глаза тыльной стороной ладони, Дариус сказал:
— Администрация клуба платит им за то, что они вот так просто плещутся в воде. Полагаю, в другие дни, согласно графику, они ходят одетыми и исполняют обязанности официанток или дежурных администраторов вроде Сальмы. Я так понимаю, что все эти декорации и сопутствующая массовка по замыслу авторов должны изображать райские кущи. По крайней мере так представляют себе рай правоверные мусульмане. Если ты был пай-мальчиком в земной жизни, то Пророк обещает тебе на небесах встречу с бессчетным количеством юных девственниц. Я, правда, подзабыл: то ли они будут подносить тебе напитки, то ли исполнять более интимные функции. Да, признаться, давненько я не брал в руки Коран.
— Но раньше-то вы верили во все это? — спросил Бонд.
— Разумеется, — ответил Дариус. — Я ведь был воспитанным и послушным мальчиком в правоверной мусульманской семье. Мой отец провел немалую часть жизни в Америке, но это вовсе не значит, что он оторвался от своих корней. А впрочем, что-то мне подсказывает, что и вы когда-то верили в Санта-Клауса.
— Было дело, — признался Бонд. — Но сравнение не совсем корректное. В детстве мне были представлены вполне убедительные свидетельства, доказывающие, что он действительно существует. Я имею в виду подарки в разноцветных упаковках и обгрызенную морковку в камине, которую олени Санты не успели доесть, потому что он торопился к другим детям.