Горнер снова надел перчатку. Никакой реакции со стороны Бонда не последовало.
Некоторое время оба молча стояли буквально в футе друг от друга, глядя глаза в глаза. Ни один не отвел взгляда и даже не сморгнул.
— Почему вы перешли тогда на другую сторону? — спросил Бонд.
— Да потому, что нацисты явно упустили свою победу. Для них война была проиграна. «Холодная война» на самом деле началась в Восточной Европе еще в сорок четвертом году. Я хотел быть на той стороне, которая победит британцев. Поэтому я перешел на сторону Советской армии.
Бонд промолчал. Большая часть сказанного Горнером соответствовала информации, сообщенной ему М. Кроме того, Бонд понял, что бестактное упоминание об уродстве Горнера способно вывести его из равновесия, пусть и на несколько секунд.
— Ну а теперь к делу, — сменил тему Горнер. — Опиум — сырье для моего производства — нужно где-то брать. Того, что я получаю из Турции, уже давно не хватает. Естественно, мы используем связи Шагрена в странах Юго-Восточной Азии. Хороший источник — Лаос, и, знаете, американцы, которые там хозяйничали, оказались готовы к самому активному сотрудничеству. Вы в курсе, что ЦРУ имеет собственную авиакомпанию под названием «Эйр Америка», которая на самом деле развозит по миру грузы опиума?
— Это абсурд, — возразил Бонд.
— Это политика, — сказал Горнер. — «Эйр Америка» доставляет оружие антикоммунистически настроенным князькам и полевым командирам. Не возвращаться же самолетам порожняком. Вот они и летят с грузом опиумного мака. Слушайте, да чего вообще можно ожидать от авиакомпании, девиз которой «Все, что угодно, когда угодно, где угодно»? Между прочим, за время пребывания в Юго-Восточной Азии тысячи бравых Джи-Ай[35] стали наркоманами. При штаб-квартире резидентуры ЦРУ в Северном Лаосе построена фабрика по очистке героина. Из этого региона Азии поступает около семидесяти процентов всего опиума, находящегося в незаконном обороте в мире. Естественно, большая его часть уходит на ненасытный американский рынок.
— И вы, значит, решили и туда запустить свои лапы?
— Вот именно. Шагрен работает над этим. Денег, конечно, в это направление приходится вкладывать немало. Но ведь это инвестиции. Разумеется, мне не по душе, что мои деньги работают на поддержку американского военного присутствия. Но в этом есть и свои преимущества. Это означает, что ЦРУ смотрит на мою деятельность сквозь пальцы. Уверен, вы понимаете, насколько полезно может быть такое отношение могущественной спецслужбы.
— Россия, Америка… Вы, похоже, везде поспеваете? — спросил Бонд.
— По крайней мере, стараюсь, — подтвердил Горнер. — И бизнес от этого только выигрывает. Настанет день, когда я смогу покупать сырье по самым низким ценам в Юго-Восточной Азии. В данный момент большая часть моих поставок идет из Афганистана, из провинции Гельменд, где сосредоточена основная часть маковых полей. Вот туда-то, Бонд, вы и поедете. В последнее время у нас стали возникать серьезные проблемы на границе. Бандитов развелось слишком много, и оружия у них хоть отбавляй, причем уже не только стрелкового: теперь у них есть даже ракетные установки и гранатометы. Там есть один участок караванного пути неподалеку от Заболя, где бандиты перехватывают моих людей, доставляющих опиум. Это место даже прозвали перевалом Геенны Огненной. Знаете почему?
Бонд покачал головой.
— Так назывался участок железной дороги в Бирме, который построили попавшие в плен к японцам анзаки.[36] Говорят, что на этой дороге на каждый ярд уложенных рельсов приходится по одному умершему человеку. Они, кстати, были очень храбрые ребята, эти анзаки, которые сражались за вас в ваших войнах.
— Я знаю, что они воевали храбро, — ответил Бонд. — Эти солдаты были едва ли не лучшими в нашей армии.
— В общем, мы на нашем перевале тоже несем большие потери. Конечно, пока что не по человеку на каждый ярд, но все равно слишком много. Наркомана на такое дело не пошлешь, сами понимаете. Для таких экспедиций нужны полноценные бойцы, а их на всех бандитов не напасешься. Я хочу, чтобы вы поехали в Заболь вместе с Шагреном. Завтра же утром.
— Зачем это вам?
— Я думаю, для вас это будет дополнительной практикой и хорошим уроком.
Горнер встал, и панель позади него снова открылась.
— А теперь, — объявил он тоном конферансье, — настало время вечерних развлечений. Подойдите сюда, Бонд.
Бонд не двинулся с места, пока ствол автомата охранника не уперся ему в поясницу.
На стеклянной галерее в дальнем конце героинового цеха открылась дверь. Охранник вытолкал оттуда женщину. Женщина была голая.
— У нас это называется прогулкой по Ламбетскому мосту,[37] — сказал Горнер. — Старое доброе развлечение кокни.[38]
Тем временем охранники выпихнули на галерею еще трех обнаженных женщин.
— Они должны сделать полный круг, пройти туда и обратно, — пояснил Горнер. — Мужчинам нравится смотреть на них снизу.
— А кто все эти женщины?
— Никто. Проститутки какие-то. По большей части, естественно, наркоманки. Их привозят сюда заодно с мужчинами. Когда они дня через два-три теряют свою привлекательность, я позволяю мужчинам познакомиться с ними поближе.
— В каком смысле?
— В самом прямом: охрана уводит их вниз, в помещение, где рабочие отдыхают. Удовольствие бесплатное и способствует поддержанию высокого морального духа в коллективе.
— А что вы делаете с этими девушками потом?
Горнер посмотрел на него с удивлением и любопытством:
— Ну, мы, конечно, их хороним.
Он снова повернулся к окну, откуда было видно девушек, и на его лице появилось выражение, которое можно было с некоторой натяжкой назвать улыбкой.
— О, Бонд, вы только посмотрите. Вот вышла одна, которую вы наверняка узнаете. Я думаю, наши рабочие будут от нее просто без ума.
ГЛАВА 13
Такой маленький мир
В Париже, теперь уже даже не на другом конце света, а просто в другом мире, Рене Матис просматривал «Фигаро», сидя за столиком кафе неподалеку от офиса Второго управления. Он как раз заканчивал свой ланч. Новый реактивный лайнер «Викерс VC-10», прочитал он, зафрахтованный бахрейнской авиакомпанией «Галф эйр» и летевший из Британии, пропал где-то в районе ирано-иракской границы. Он просто исчез с экранов радаров.
Матис пожал плечами. Такие вещи случаются. Этот самолет, гордо названный «Британской кометой», похоже, оказался далеко не самым надежным: помнится, это уже не первое летное происшествие с лайнерами такого типа. Матис заказал себе обычный для рабочего дня ланч: стейк с соусом тартар и жареным картофелем, маленький кувшинчик «Кот дю Рон» и двойной эспрессо. День в Париже выдался тихий, а в такие дни Матису думалось особенно хорошо, и порой в голову приходили действительно отличные идеи.
Полицейское расследование дела об убийстве Юсуфа Хашима так и не привело к серьезным результатам. Удивляться не приходилось: в Париже существовали целые районы, куда полиция особо и не совалась — во-первых, потому, что это было слишком опасно для самих полицейских, а во-вторых, потому, что жители этих окраин не нуждались в помощи правоохранительных органов. Они сами устанавливали там свои порядки и, если даже говорили по-французски, сотрудничать с полицией не желали. Одной из таких зон был Курнёв — несколько кварталов района Сен-Дени, включающих в себя и печально известный «Город четырех тысяч».[39] Сарсель был еще более показательным примером: самое настоящее гетто со своими собственными жестокими законами, имеющими к законам Французской Республики весьма отдаленное отношение. Большая часть французов воспринимали появление таких кварталов как неизбежную расплату за империалистическое и колонизаторское прошлое своей страны.
Уход, а точнее, бегство французов из Индокитая было унизительным, но в то же время в результате этих событий в самой Франции ничего существенно не изменилось, за исключением, пожалуй, появления огромного количества мгновенно расплодившихся по всей стране вьетнамских ресторанчиков. С другой стороны, алжирская война просто наводнила французские города, и в первую очередь Париж, тысячами озлобленных иммигрантов-мусульман. Вроде бы эти люди и отгородились от окружающего мира и от ближайших городских кварталов в своих словно отделенных невидимыми стенами пригородах, но Матис все равно воспринимал эти районы как осиные гнезда, как котлы, где готовится чудовищное криминальное варево. Рано или поздно эти котлы должны были взорваться.