Охраняемый кабирец был невысоким, широким, рыхлым, но не производил впечатления одышливого толстяка. Круглое смуглое лицо с опрятной черной бородой, может, и походило на купеческое, но лишь в том случае, если покупатель пришел за смертью. Не исключено, что собственной. Одет кабирец был в красный длиннополый распахнутый кафтан и башмаки с загнутыми носами. На поясе висела дорогущая джамбия, эфес и ножны которой были щедро украшены самоцветами. Упирающиеся в бока руки были унизаны золотыми перстнями с крупными каменьями, на широкой груди висела массивная золотая цепь с крайне неуместной медной бляшкой. Прищуренные глаза зло и властно смотрели на приведенных иностранцев. Гаспар невольно вздрогнул — преступный эб действительно внушал, не возникало сомнений, что достаточно всего одного слова, чтобы эти бравые ребята выполнили любой его приказ.
Их поставили напротив эба. Гаспар почувствовал, как пистолет прекратил упираться в спину. Менталист сдержал порыв завертеть головой — любую попытку обернуться за то время, что их вели в темноте, авторитетно пресекали красноречивым тычком под ребра или затрещиной. Гаспар до сих пор толком не знал, сколько кабирцев за спиной. Минимум трое, но не исключено, что больше. Краем глаза он увидел помятую, растрепанную Жозефину, которую крепко держали чьи-то руки — чародейка всю дорогу вырывалась, упиралась, истошно мычала и выказывала граничащую с безрассудством норовистость, за что пару раз получила по лицу, по заду, по ребрам и в какой-то момент ее уже тащили за волосы чуть ли не волоком. Если бы не явный приказ брать живыми, ей бы уже наверняка вскрыли горло.
Охрана почтительно расступилась перед недовольным эбом. Казалось, обеспокоенность его людей безопасностью хозяина оскорбляет до глубины души, но он ничего не сказал. Эб пристально посмотрел на Гаспара. Перевел взгляд на Жозефину, взглянул на нее гораздо пристальнее, внимательнее и дольше. Бегающие вниз-вверх глаза несколько смягчились. Эб огладил бороду и, заложив большие пальцы за широкий кушак, хозяйски подошел к чародейке. Гаспар осторожно повернул к ним голову. Жозефина подняла на кабирца лицо, сдула растрепанную челку и с вызовом взглянула исподлобья, недобро щуря глаза. Эб хозяйски протянул к ней руку, заботливо откинул волосы с ее лба, нежно прошелся ладонью по ее щеке, взял ее лицо за подбородок и любовно провел большим пальцем по ее губам. Жозефина внезапно щелкнула зубами, но эб проворно одернул руку.
— Нне! — властно остановил он державших чародейку кабирцев, один из которых занес уже руку, чтобы огреть ее по затылку за дерзость. — Ки фарас-энид са, — самодовольно улыбнулся, посмеиваясь. — Ан фарас-энид льхаб се.
Эб коротко хлопнул в ладоши. Руки, державшие чародейку, послушно, но нехотя отпустили ее. Та гордо расправила плечи, смело взглянула на эба почти вровень, но все равно казалась по сравнению с ним какой-то маленькой и жалкой растрепанной и помятой уличной девкой. Ей явно захотелось совершить какой-то необдуманный, наглый поступок, но она сдержалась. Только растерла ноющее от боли запястье левой руки.
— Ант! Хурбе! — щелкнул пальцами эб, повернувшись к Гаспару. — Ант леайт-аам он-кабири со?
— Нне! — энергично покачал менталист, вспомнив чуть ли не единственное известное ему слово на кабирском. — Не понимаю. Non capisco. Verstehe nicht…
Эб снисходительно ухмыльнулся, закладывая большие пальцы за кушак, выставляя напоказ инкрустированную самоцветами джамбию.
— Ляхат он-кальб Ла-Арди, — презрительно фыркнул кабирец. — Говорить так, — сказал он по-менншински с нескрываемым отвращением. — Ан Сарин ар Джаббал шайех-Фарим се, — представился он, немного поразмыслив. — Уго ар Залам бить друг мой. Близко… друг. Друг, сильно честний брата… хак-ир он-кайин так-ла он-шайтал Альфара-азли эт! — сорвался эб, гневно замахав руками. Переулок был удивительно пуст, как будто кто-то специально вынес из него все, на чем можно сорвать злость. — Уго сейчас мертвий, — быстро успокоившись, сказал ар Джаббал, поправив феску. — Мне сказать, ти убить он.
Гаспар выдержал обращенный на него взгляд суровых властных глаз, но промолчал. Когда стоявшим сзади показалось, что молчание затянулось непочтительно долго, в спину укололо острие ножа.
— Абти! — приказал эб, коротко махнув ладонью. Нож сразу отстранился. Ар Джаббал смерил тьердемондца неприязненным взглядом, потер лоб. Собачий язык. Так сложно и неприятно говорить на нем, что аж в мозгу колет. — Говорить, хурбе, да, нне? Бистро, если хотеть бистрий смерть! — погрозил эб. Круглое лицо приобрело свирепый вид.