— Мы еще не кончили, mon amour! — прохрипела ведьма, сковывая ван Бледа.
Чародея скорчило, выкручивая суставы рук. Эндерн, освободившись от его власти, упал на колени, хрипя и давясь кашлем. Ван Блед истошно завыл, выгнулся дугой. Он пробовал сопротивляться, проявить норов и своеволие. Ведьма голодно облизнулась. Сильный. Непокорный. Она любила сильных, обожала ломать непокорных. Они продлевали предвкушение, томительное ожидание блаженства. Совсем немножко, но ведь это только игра, в которой есть лишь одна победительница.
Он стоял перед ней на неестественно подогнутых ногах, жалкий, ничтожный, беспомощный, в полной и абсолютной ее власти. Ужас, растерянность, непонимание. Нужно совсем чуть-чуть, всего капельку боли, чтобы он сделал для нее все, чего она захочет. А если к боли добавить удовольствия… Ведьма знала, куда нужно надавить, что затронуть в простом и бесхитростном мужском теле, чтобы похоть и желание затмили инстинкт самосохранения. Чтобы заставить боготворить ее, поклоняться ей, стелиться перед ней, лишь бы она не останавливалась…
Ведьма представила себе это и застонала, стискивая бедра. Это было бы так сладко… Но еще слаще убить медленно, неторопливо, изощренно, смакуя каждый хруст выкручиваемых суставов, треск ломающихся костей, нестерпимое мучение от перемешивающихся органов и лопающихся от давления вен. Дать выход текущей внутри мерзости, накормить ее, чтобы она вернулась сытая и довольная и ублажила свою хозяйку, довела до исступления, до крика, до потери сознания. От этой мысли внизу приятно заныло, участилось возбужденное дыхание.
Ведьма уронила колдуна на колени. Провела по изуродованной щеке ладонью, заглянула в круглые от животного ужаса глаза и впилась в губы, выталкивая голодную мерзость ему в рот.
Как он нашел в себе силы оттолкнуть ее, ведьма так и не поняла. Просто вдруг оказалась на земле, истерично завизжав на всю улицу. Гирт ван Блед согнулся пополам, захаркал, раздирая себе глотку, вызывая мучительную обильную рвоту.
— Re… — просипел он. — Respo… respondendum! — выдавил он наконец и исчез.
Ведьма саданула кулаком по земле, подскочила на ноги и бросилась к тому месту, где только что харкала и блевала ее игрушка. Хрипя и сотрясаясь от переполняющего бешенства, она закрутилась на месте, как будто ван Блед мог спрятаться где-то неподалеку, позорно заползти под камень, но его нигде, естественно, не было. Ведьма яростно завыла обезумевшей голодной хищницей, упустившей добычу.
И вдруг услышала ругань.
Ведьма резко обернулась.
Пришедший в себя Эндерн поднимался с колен.
Ведьма плотоядно ухмыльнулась. Этого она не упустит. С этим можно никуда не торопиться. Воплотить все свои фантазии.
Да, хозяйка… прошелестел мерзкий скользкий голос. Мы с ним хорошо развлечемся, хозяйка.
Ведьма облизнула кончиком языка губы. Шагнула к Эндерну.
— Оооо, нет, — протянул оборотень, выхватив из-за пояса пистолет и попятившись. — Даже, сука, не думай!
А потом, нашептывала мерзость , найдем другого. Та, скучная и жадная, испытывает к нему странную тягу, непонятное влечение, нелепые чувства. С ним будет еще веселее, хозяйка!
Ведьма сделала еще один шаг. Эндерн взвел курок, целясь в нее из пистолета.
— Стой на месте, Графиня!
Она в нашей власти, хозяйка. Мы заставим ее смотреть, чувствовать. Это будет ей наказанием за то, что она нас не любит, не кормит…
Ведьма замерла. Улыбка медленно сползла с рассеченного черными трещинами лица. Где-то в глубине опутанного липкой и вязкой черной мерзостью рассудка раздался отчаянный вопль рвущейся на поверхность Жозефины.
Чародейка перехватила левую руку не ожидавшей, растерявшейся и обидевшейся ведьмы, прижала к груди и метнулась к ближайшему дому. Приложила ладонь с пульсирующими чернотой венами к стене, надавила.
Грохот и треск вспарываемой известки и обваливающейся кирпичной кладки заглушили пронзительный женский крик.
Когда все стихло, Эндерн несмело отнял руки от лица, закашлял, отплевываясь и отмахиваясь от пыли, взлохматил припорошенные ей волосы и, щуря желтые глаза, взглянул на стену, у которой, обнимая себя за плечи и покачиваясь из стороны в сторону, сидела на корточках Графиня. Эндерн озадаченно присвистнул. В том месте, где чародейка коснулась стены рукой, зияла внушительная дыра, от которой во все стороны и до самой крыши тянулся замысловатый узор трещин, обнаживших известняк и кирпич.