Но все это произошло потом. А сейчас магистр Томаццо Элуканте, чародей четвертого круга, официальный представитель и советник от Ложи при Имперском дипломатическом посольстве, проснулся в своем особняке гораздо позже обычного, уже за полдень, и вдруг с грустью осознал всю тягость одиночества и тоски по последним минувшим дням.
Сперва его не радовало вторжение бесстыжих супругов де Напье, хотелось поскорее от них избавиться, однако магистр быстро переменил к ним свое отношение. Гаспар де Напье целыми днями пропадал в городе по делам отцовской компании, а ночи проводил в опиумном бреду увеселительных заведений, совершенно позабыв о своей молодой супруге, томящейся от скуки в золотой клетке особняка Элуканте. И как-то так вышло, что они быстро пришли к взаимопониманию. Девушкой она была глупенькой и недалекой, но очень приятной в затрудненном из-за плохого знания языка общении. Впрочем, говорила немного и в основном в горизонтальном, с закинутыми на плечи магистра ногами положении. Такой ненасытной и жадной до секса, неутомимой бестии в жизни Элуканте еще никогда не было. Оттого, когда мимолетная интрижка кончилась, а белокурая красотка упорхнула под ручку с ничего не заподозрившим супругом-рогоносцем, деканус несколько дней ходил угрюмой мрачной тучей и не занимался ничем, кроме как гонял растерянных и нерасторопных, точно пьяных, слуг.
Правда, иногда Элуканте смущали странные мысли, ощущение нереальности воспоминаний, как будто все было совсем по-другому, но он гнал их прочь, стоило вспомнить о бойко скачущих перед глазами грудях Жозефины де Напье и призывно виляющей упругой попке, по которой магистр с удовольствием шлепал распутницу в наказание за грязные словечки.
А потом он и вовсе перестал об этом думать. Потому что через четыре месяца пришел приказ Собрания Ложи о немедленном переводе на Радужные Холмы в Arcanum Dominium Magnum. Шестилетняя ссылка Томаццо Элуканте наконец-то закончилась, и он был вне себя от счастья.
А что до Исби-Лин, дьявола ночи? Ночного кошмара, не дающего покоя всем грешникам и праведникам Шамсита?
О нем забыли.
Не сразу, конечно. Но постепенно о нем стали говорить все меньше и реже. Так уж устроена человеческая природа: рано или поздно ему все приедается, он ко всему привыкает, даже к страху и ужасу. Поэтому вскоре, если находили поутру чей-то свежий труп, мало кто уже видел в нем очередную жертву дьявола, карающего в полночь за неправедную жизнь. Более того, все чаще стали сомневаться и видеть в очередном покойнике дешевую мистификацию, грубую подделку и неловкое подражание. Ведь это так удобно — свалить все на потусторонние силы. Особенно для ночных банд, совсем потерявших страх и совесть, чувствуя себя всевластными падишахами в кромешной тьме ночных улиц. Оттого люди быстро зачерствели. Подумаешь, кто-то опять перешел кому-то дорогу или пренебрег заветами Альджара. Даже Он за всеми не уследит, если сам не бережешься.
В конце концов, дошло до того, что самая рациональная и трезвомыслящая часть жителей Белого города стала задаваться резонным вопросом: а был ли вообще Исби-Лин? Или кто-то ловко обвел всех вокруг пальца, поставил Шамсит на уши и отвлек от чего-то очень важного, тихо обстряпав под покровом тьмы свои грязные делишки?
Однако оставались и те, кто был свято убежден, что Исби-Лин просто утолил свою жажду, собрал богатую жатву грешных душ и вернулся в Фара-Азлия к извращенным развлечениям и издевательствам над пойманными жертвами. Но когда-нибудь он вернется. Обязательно вернется, чтобы вселить в сердца людские трепет и ужас.
Чтобы они помнили, что бояться зла и возмездия за причиненное зло должны не только ночью.
Но и днем.
Заключение
Саид ар Курзан опасливо обернулся. Чувство, что кто-то наблюдает за ним, преследует, не отпускало с того самого момента, как он вышел из экипажа на анрийском Имперском проспекте и торопливо побрел вверх по улице, лавируя между состоятельными господами и прекрасными дамами, к знаменитой гостинице «Империя». Лаардийцы — странный народ, с явным дефицитом воображения — в каждом их достаточно крупном городе, насколько знал Саид, просто обязательно есть, по крайней мере, одна улица с именем «Имперская» и одна гостиница под названием «Империя».
Торговец специями шел, нервно всматриваясь в лица недовольных прохожих, прекращающих улыбаться под его взглядом. Разглядывал людей на тротуаре на противоположенной стороне широкой мощеной дороги, таращился на отдыхающих за приятными разговорами и за чашечкой кофе посетителей летних кафе и бистро, прячущихся под зонтами от жаркого южного солнца. Пристально всматривался в витрины дорогих магазинов, ювелирных лавок и швейных мастерских, как будто преследователь мог прятаться среди хвастливо выставленных манекенов, одетых в роскошные платья и богатые сюртуки, пошитые по последнему слову ландрийской моды. Вздрагивал и напрягался, едва заслышав звонкое цоканье копыт лошади. Облегченно выдыхал, когда мимо проезжала, не задерживаясь, чья-то карета, из окна которой выглядывало надменное личико чьей-то содержанки.