Менталист поймал оружие, взял его в руку, взвел курок, наставил дуло «джинну» на затылок и нажал на спуск. Грянул выстрел. В ответ раздался второй. Пуля просвистела над самой головой Гаспара, посыпав мелкой крошкой и пылью волосы. Эндерн, инстинктивно метнувшийся в сторону, коротко разбежался, оттолкнулся от земли, сжимаясь и покрываясь перьями.
— Жирный мой! — крикнул ему вслед Гаспар сквозь звон в ушах.
Большой филин, расправив крылья, недовольно ухнул, устремляясь на эба, закрытого охранниками.
И тут сбоку послышались крики ужаса, прорезавшие слух даже сквозь вязкую глухоту.
Воспользовавшись переполохом и смятением, чародейка, словно только этого и ждала, вцепилась пальцами державшему ее кабирцу в пах, крепко сдавила уязвимое место и бешено рванулась назад. У «Джинна» полезли на лоб глаза, сперло дыхание, но он успел схватить чародейку за левую руку. Жозефина рванулась еще сильнее, ткань жалобно затрещала, и кабирец с яростью швырнул на землю оторванный рукав. Озверев от боли, тот метнулся к Жозефине с намерением глубоко всадить ей нож между ног, вырезать все, что делает ее бабой, и кромсать до тех пор, пока на ландрийской суке не останется живого места, но пораженно застыл, взглянув на нее слезящимися глазами. Вскрикнул.
Из-под платья по всей длине левой руки расползлась густая паутина черных вен, отвратительно контрастирующих с белой кожей. Вены противно пульсировали, как будто грозя в любую секунду лопнуть, пролившись густой зловонной липкой жижей. Чародейка стояла, широко расставив ноги. Окрепшие груди натянули тонкий голубой шелк и конвульсивно тряслись от тяжелого, хриплого дыхания. Губы на грязном лице растянулись в мстительной зловещей ухмылке. Широко распахнутые глаза ярко пылали безумием, наливались жаждой крови. Из-под ворота по шее на левую щеку ползли тонкие черные трещины, рассекающие и уродующие лицо.
Кабирец испуганно попятился, разевая перекошенный от ужаса рот. Чародейка вскинула левую руку. «Джинн» замер, дергаясь на месте, панически взвыл и захрипел, давясь чем-то мягким, склизким, липким и горячим. Тело почти мгновенно попыталось вытолкнуть ком в приступе обильной, мучительной рвоты, но лишь болезненно расперло глотку изнутри. Ком вдруг уплотнился, набух. Кабирец заметался, раздирая горло, страшно выпучил обезумевшие глаза на пунцовом от удушья лице, подавился, засипел, и его шея лопнула мерзкой кровавой массой. Тело свалилось кулем. Ведьма безумно захохотала.
— Сакира! — завопил второй «джинн», приходя в себя от суеверного ужаса. — Сакира-яхик!
Он бросился прочь. Ведьма вскинула уродливую руку, скрючив напряженные пальцы. Кабирец застыл, хватаясь за горло. Его встряхнуло, неестественно выгнуло и скорчило. Хрустнули выворачиваемые суставы, нутро с чудовищной болью скрутило, как будто перемешивая все органы. Рвущиеся от натуги мышцы заработали сами по себе, не отзываясь на сигналы протестующего мозга. Кабирца рвануло назад, ноги сами собой неуклюже засеменили, переступая маленькими шажками и разворачивая его к приближающейся ведьме. Та перешагнула через труп с развороченным горлом, сверля новую жертву безумным взглядом. Жадно кусала губы в предвкушении. Вены на ее левой руке вздулись, едва не разрывая истончившуюся кожу. Что-то мягкое и бескостное крепко обвязало кабирцу шею, сдавило горло, вынуждая ноги подчиняться, против воли тащить его навстречу ведьме, покорно встать перед ней. Колени «джинна» сами собой подогнулись, ошпарив болью рвущихся протестующих сухожилий, опустили его вровень со страшным лицом ведьмы. Та голодно облизнулась, прикоснулась к мокрому от пота лицу нормальной рукой. Кабирец попытался дернуться, но собственное тело, подчиняющееся страшной силе, в наказание выкрутило ему руки. Ведьма любовно провела ладонью по его щеке, а потом крепко обхватила лицо ладонями и впилась ему в губы. Чернота на левой стороне лица ведьмы зашевелилась, поползла к ее губам. Правую щеку «джинна» обожгло едкой болью, кабирец беспомощно замычал, захаркал, давясь заполняющей рот горячей склизкой мерзостью. Ведьма отлипла, издав сладострастный стон, властно опустила его на колени, держа за лицо. «Джинн» дернул шеей, но щека как будто прилипла к жгущей, будто кислотой, ладони ведьмы. Краем мутнеющего глаза он заметил тугое движение в черных венах ее левой руки. И заорал. Беспомощно и отчаянно заорал, срываясь на булькающий визг.
Черная жижа перетекла в его вены, смешалась с густеющей кровью. Сердце отчаянно заработало, разнося этот студень по всему телу. Ведьма оттолкнула от себя «джинна», тот упал, мучительно хрипя, бешено задергался. Его скрутило, выгнуло, затрясло, вырвало от той склизкой мерзости, что ползла по глотке к желудку. На штанах проступило постыдное мокрое пятно. Сосуды, наполненные черной жижей, не выдержали давления, начали лопаться. Из ушей, носа и глаз засочилась кровь. «Джинн» хрипнул, спазматически скрючил ломающиеся пальцы, дергаясь на земле, и его сердце взорвалось. Он замер, голова бессильно завернулась на бок. Из уголка рта потекла вязкая слюна, смешанная с рвотой.
Жозефина мучительно выдохнула, вздрогнула, испуганно поднесла левую руку к лицу, сжала-разжала дрожащие пальцы. Облизнула губы, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.
Жозефину передернуло от омерзения.
— Ликта! — услышала она рев Сарина ар Джаббала. — Ликта альшайтал-масах!!
Большой филин кружил над эбом и его охраной. Оставшиеся «джинны» растерянно размахивали саблями, пытаясь достать его, но Эндерн налетал то на одного, то на другого. Третий кабирец, целившийся в птицу из пистолета, вдруг выронил фонарь, инстинктивно закрыл лицо предплечьями, когда огромный филин набросился на него, лупя крыльями, раздирая когтями в кровь кожу и пытаясь достать клювом глаза. Оттолкнулся, заложил короткий вираж и упал за спиной, вытягиваясь до человеческих размеров. Эндерн крепко удушил «джинна» сзади, перехватил его руку с пистолетом, с противным хрустом ударил суставом о свое колено, чуть ли не выгибая в обратную сторону. Кабирец дико заорал, разжал пальцы. Оборотень ловко подхватил падающий пистолет и направил в подскочившего с ножом «джинна», без раздумий выстрелив почти в упор. Кремень вышиб искру из крышки-огнива. Вспыхнул вонючим облаком порох на полке. Грохот прокатился по переулку прерывистым эхом. «Джин» издал предсмертный вскрик и упал, хватаясь за окровавленное лицо. Эндерн резко ударил заложника в висок рукоятью пистолета, отшвырнул тело в сторону. Отскочил назад, уворачиваясь от ножа третьего «джинна», напавшего справа. Ушел еще от пары его выпадов, разорвал дистанцию. Кабирец с перекошенным от ярости лицом раздумал нападать, поиграл ножом в пальцах и пошел полукругом, закрывая прижавшегося к стене эба. Эндерн пошел в противоположенную сторону.
Он кровожадно оскалился в свете валяющегося на земле фонаря. Хищные глаза блестели темным янтарем.
— Ну, давай! — издевательски поманил оборотень.
«Джинн» не подался на провокацию. Встал, почувствовав спиной хозяина, и шагнул назад. Эндерн, коротко размахнувшись, бросил в него пустой пистолет.
Кабирец увернулся, но на миг потерял оборотня из поля зрения. Полиморф сорвался с места и бросился на «джинна», но в шаге от него поднырнул под нож, подсек тому ноги. Кабирец упал навзничь. Эндерн наскочил на него, придавил к земле коленом и тремя короткими, жесткими ударами разбил ему лицо. Подобрал нож, ловко раскрутил его на пальцах, оборачивая лезвием книзу, и почти без замаха вонзил в сердце. Кабирец умер, не издав ни звука.
Оборотень поднялся во весь рост, пихнул носком сапога труп, шмыгнул и утер пальцем крючковатый нос. Ухмыльнулся Сарину ар Джаббалу и пошел на него, насвистывая незатейливый кабацкий мотивчик. Где-то вдалеке заходились истеричным лаем всполошенные выстрелами псы.
Эб вжался в стену, бегая затравленным взглядом по лицам берущих его в кольцо посланников Эджи. Ухмыляющаяся бандитская рожа с дьявольскими глазами сакра-гуул, демона пустынь. Дрожащее от возбуждения лицо ведьмы. И их прислужник с выражением злой решимости на поганой морде продавшего душу иблисам Фара-Азлия. Эб стиснул зубы, глухо зарычал, выхватил джамбию из ножен, широко размахнулся, отгоняя мерзостных ночных духов.