Романтическая литература внесла свой вклад в реабилитацию дьявола. Писателей — защитников новых идеалов — привлекали высшая степень свободы, присущая князю тьмы, его величие, его гордыня. Да, все для него кончается катастрофой. Но разве романтик, взбунтовавшись против узких поведенческих рамок, в которые поставлен человек, не обречен по своей сути на борьбу, где у него нет ни единого шанса? Так же, как и дьявол, он мечтает освободиться от удушающих пространственно-временных рамок. Даже консерватор Шатобриан, порицая Мильтона за такое решение образа, восхищается великолепием, присущим его сатане.
Не верящий в дьявола Шелли в 1820 г. пишет, тем не менее, «Эссе о дьяволе и демонах», в котором говорит о том, что христиане создали эту фигуру, чтобы снять с Бога ответственность за зло. Он видит в дьяволе продуктивный дух бунта против установившегося порядка вещей. Более того, Байрон хвалит Люцифера за то, что он поддержал Каина в его борьбе против божественной тирании и жестокого бесчувственного закона Яхве. Зло в человеческом сердце, а не в сатане.
В романе Жорж Санд «Консуэло» (Consuelo) сатана заявляет: «Я не демон, я архангел правомерного бунта и властитель великих битв. Как и Христос, я бог для всех бедных, слабых и униженных».
Образ дьявола, созданный Уильямом Блейком, как в живописи, так и в поэмах, — двусмыслен. Близкий к гностицизму, Блейк видит мир творением злого духа, этакого бога-демиурга, который «поддерживает самые гнусные деяния в качестве наиболее праведных». И в его гравюрах, и в его стихах дьявол предстает в разнообразных образах. На одной из акварелей, «Сатана, наблюдающий за Адамом и Евой» (1808), изображен соблазнительный и красивый юный ангел. В работе «Христос, искушаемый сатаной превратить камни в хлеб» (1818) — это милый старик. С другой стороны, для него промышленная революция — дьявольское порождение. «Черные сатанинские мануфактуры» — это современный ад.
II — Литературная реабилитация
У Альфреда де Виньи сатана воплощает проклятую и священную красоту, исполненную величия и благородства, прекрасную и несчастную из-за непомерной гордыни. «Я отделил свой лоб от других лбов, склонившихся.» Эти слова Виньи вкладывает в уста дьявола в одном из своих стихотворений, которое, правда, впоследствии он исключит из своего творческого наследия. «Элоа, или Сестра ангелов» (Eloa ou la soeur des anges) в конечном счете является объемистой поэмой во славу Люцифера:
Это Прометей, который дает «сладострастие вечеров и блага тайны» и соблазняет ангела Элоа:
Кроме того, Виньи собирался написать поэму об ангеле-демоне женского лола, Лилит, подруге Люцифера и возлюбленной Адама. Романтики подхватили тему «женщина и дьявол», придав ей положительный, почти нежный аспект.
В сущности, романтическая традиция тяготеет к оправданию сатаны. Виньи замышлял написать «Прощенного сатану» (Satan pardonne), а Виктор Гюго аналогичный замысел воплотил в грандиозной эпопее «Конец сатаны» (La fin de Satan), которая заканчивается отрицанием зла, являющегося просто-напросто небытием. Одинокий гордый сатана спускается в царство тьмы, где царит его дочь Лилит. Другой его дочери, Свободе, рожденной из пера от крыла, на которое упал божественный взгляд, Бог разрешает спуститься в мир теней, и она рассеивает тьму. Лилит оказывается всего лишь небытием, и таким образом Свобода прекращает борьбу между добром и злом:
О том, чтобы наступил конец злу, мечтал и Бальзак. По-своему он говорит об этом в произведении «Мельмот примиренный» (Melmoth reconcilie) (1835), излагая новый вариант договора с сатаной. Дьявол дает Джону Мельмоту абсолютное знание и всевластие в обмен на его душу. Но очень скоро эти дары сатаны становятся невыносимыми, и Мельмот перепродает их кассиру Кастанье, который довольно быстро также пытается их сбыть с рук, поскольку не может вынести этого всеведения, сопровождаемого желанием, которое уже ничто не способно удовлетворить. Подарки сатаны, каждый раз продаваемые по все более низкой цене, в конце концов теряют всю свою ценность, полностью себя исчерпав и рассеявшись. Мифы: космический Гюго и социальный Бальзака — объединяет идея отрицания зла.