Рори нечего было ответить. Железная решетка, казавшаяся поначалу чем-то временным, теперь стала для него рубежом между жизнью и смертью. Уверенный в собственной невиновности, он не чувствовал страха. Теперь же страх черным змеем вполз в его душу и завладел его мыслями. Неужели они повесят его? Осмелятся ли? Они могут. Повернувшись спиной к ухмыляющемуся сержанту, который, казалось, мысленно уже снимал с заключенного мерку для гроба, Рори сел к столу и дрожащими пальцами разложил перед собой письменные принадлежности.
Записка Тиму! Нет, Джихью! Нет, ни тому и ни другому. Им придется писать по-английски, и записка могла попасть в чужие руки. Альмера может говорить, но не читает по-арабски. Фаял умеет и то и другое. Рори начал писать. Арабская вязь полилась из-под его пера.
«Фаял, друг мой.
Альмера объяснит, что со мной произошло, если ты еще не знаешь. Достань лошадь, скачи в Мелроуз и скажи рыжеволосому человеку Тиму, чтобы он ехал в город и захватил с собой моего слугу Кту. Скажи им, чтобы заехали на корабль и увиделись с капитаном Джихъю. Скажи капитану Джихью, чтобы готовил корабль к отплытию, запасся водой и провизией. Пусть не думает о грузе на обратный путь. Не знаю, что может случиться, но надо ко всему быть готовыми. Оставайся на корабле и скажи Тиму, чтобы он приехал сюда и увиделся со мной. Пусть он назовется моим адвокатом. Я понимаю, что Альмера любит тебя и ты отвечаешь ей взаимностью. Благословляю вас обоих. Еl mektub — mektub, мой друг».
Листок бумаги он посыпал песком, сдул его, сложил листок вчетверо. Рори повернул стул лицом к двери в камеру и заметил, что Спиггот задремал, уронив голову на грудь. Опять он услышал, как открылась дверь наверху, и на этот раз по мягким кожаным сандалиям и парандже он узнал Альмеру, которая несла ему пищу. Она проскользила по коридору, паранджа закрывала ее лицо, поднос лежал на вытянутых руках; она прошла мимо Спигготта, который открыл один глаз, потом подошел и отпер дверь; когда Альмера передавала Рори поднос, он сунул ей в руку сложенную записку.
— Быстро передай это Фаялу, — прошептал он по-арабски.
— Фаялу? — взглянула она на него в удивлении.
— Да, Фаялу.
Ее глаза смотрели на него со странным выражением поверх паранджи.
— Ты вправе любить его, Альмера.
— Мой господин и повелитель, — ответила она и поцеловала бы ему руку, если бы он быстро не отдернул ее, чтобы не заметил Спигготт.
— Эй, о чем это вы там шепчетесь? — Спигготт вытолкнул Альмеру из камеры и с шумом захлопнул дверь. — Если хотите разговаривать, так говорите на королевском английском, чтобы и я понимал.
— Просто благодарю ее, вот и все. — Рори услышал, как щелкнул запираемый замок, но знал, что он уже не один. И Альмера, и леди Мэри были на его стороне. Теперь решетка казалась ему не такой прочной, как раньше.
Глава ХL
Возможно, потому, что он хорошо выспался прошлой ночью; возможно, потому, что не переутомился физически, так как ничем не занимался в тот день; возможно, потому, что он не привык спать в одиночестве, не чувствуя мягкого прикосновения упругого женского тела; возможно, потому, что нервы у него были натянуты до предела, — он никак не мог забыть про свое затруднительное положение. Что бы там ни было, он не мог заснуть, постоянно ворочаясь на узкой тюремной койке. За временем он мог следить по ударам колокола где-то в городе, отбивавшего непрерывное течение часов глухими, металлическими ударами, которые считал Рори. Он насчитал девять ударов, потом десять, и вот теперь начали отбивать одиннадцать.
Ужин ему приносил Спигготт, Альмера не появилась в тот вечер, и Рори задавался вопросом, смогла ли она отыскать Фаяла. Несмотря на обильный ужин, Рори снова почувствовал голод и поднялся с кровати, вспомнив про корку хлеба, которую оставил недоеденной. Ощупью он стал искать ее в темноте и нашел. Он тут же обрадовался, что корка оказалась больше, чем он думал, вернулся с ней к кровати, сел на край доски и стал жевать.
Значит, Альмера действительно любила Фаяла. По крайней мере, так сказала леди Мэри, а взгляд Альмеры подтвердил это. Любит Фаяла, а не его? Невероятно! Как вообще женщины могут предпочесть Фаяла ему? Он мрачно улыбнулся в темноте. Да, ему надо быть честным с самим собой: многие женщины могли влюбиться в Фаяла. Определенно. Но не Альмера же! Никогда! Она его собственность и всегда была ею, и всегда будет. А как же? Она же была матерью его сына, как же она может любить Фаяла? Он никогда не сомневался в ее преданности, а что такое преданность, если не любовь?