— Анжу — это Франция, — холодно сказал он, — тогда в государстве будет два короля; тогда окажутся лишними и ненужными все неисчислимые жертвы, которые я принес для того, чтобы мой царствующий дом наследовал последнему королю Прованса, старику Ренэ Анжуйскому.[73] Это значит пошатнуть основы престола. Это значит отказаться от цели и смысла моей жизни: от единого неделимого государства!
— Так сделайте его королем Сицилии, государь, — предложил Жан де Бон. — Тристан усмехнулся.
— Почему не королем иерусалимским? — спросил он. — Это еще дальше; к тому же гроссмейстер ордена тамплиеров[74] охотно пообещает нам обрезать его длинные уши, а кстати, добраться и до его длинной шеи.
Людовик был все так же сумрачен. Некоторое время царило молчание.
Вдруг Неккер встал.
— Разрешите мне отлучиться на несколько минут, государь, — попросил он. Король удивленно посмотрел на него и кивнул в знак согласия.
Через четверть часа Неккер возвратился; дискуссия была в полном ходу. Оба королевских советника высказывали предположения одно замысловатее другого. Король бросил на входившего Неккера короткий, любопытный, беспокойный взгляд и продолжал слушать все так же безмолвно и равнодушно, как прежде. Вдохновение обоих царедворцев стало постепенно иссякать; безразличие Людовика их обескураживало, а со стороны Неккера они больше не видели поддержки.
— Ну, куманьки, довольно намудрили? — спросил король и, улыбаясь, поднялся со своего места. — Будете ли вы, мои друга верные, Тристан и Жан, всерьез утверждать, что действительно нашли средство избавиться от грозящего нам зла — от посягательства моего брата на захват престола?
Оба смущенно молчали. Король направился к двери.
— Запомните, друзья, — молвил он сурово, — нет гарантий против злой воли человека, покуда человек жив! Покойной ночи, друзья! Пойдем, Оливер.
Они пошли в башню. Людовик взволнованно прошел по кабинету, скользнул взглядом по закрытой потайной дверце, упал в кресло и подпер голову руками.
— Брат, ведь мы решили не говорить о смерти! — пробормотал он. Неккер стоял, прислонившись к деревянной панели с дверцей.
— Мы о жизни говорили, государь! — ответил он с ударением. Король покачал головой, не глядя на него.
— Ты ведь знаешь, что эту жизнь сохранить нельзя, Оливер?
— А какую жизнь можно сохранить, государь?
Людовик вздрогнул и согнулся. Он сжал голову руками, словно надевая обруч на разваливающуюся черепную коробку. Но вдруг руки его упали на стол, голова медленно повернулась к Неккеру, широко раскрывшиеся глаза засветились проникновенно, понимающе, на устах шевельнулся вопрос, потом заиграла улыбка. Он встал, не спеша, но и не медленно, как встают полные сил, счастливые люди. Он прошел, весь сияющий, на середину комнаты, поднял глаза к потолку.
— Всякую, всякую жизнь, друг, — ликующе вырвалось у него, словно взор его проникал сквозь бревна потолка, — всякую!
Оливер поднял руку к кнопке дверцы. В лице его не было ни кровинки, оно подергивалось, словно он сдерживал смех или слезы. Губы были белы.
— Попробуйте это сделать, государь, — медленно, тяжко вымолвил он, — я тоже попробую.
Он осторожно отодвинул дверцу в панели и поднес палец к губам.
Король кивнул, прошел мимо него, на пороге еще раз поспешно обернулся и поцеловал Неккера.
— Отказываюсь за нас обоих от смерти брата отныне и навсегда, — торжественно и тихо прошептал он, — ничьей смерти я больше не хочу… И будь что будет!
Оливер скорбно улыбнулся и промолчал. Людовик на цыпочках поднялся по витой лестнице.
Анна спала, лежа на спине, губы были приоткрыты, голова чуть склонена набок. Она громко и часто дышала. Лицо ее, шея и руки были так бледны, что казались прозрачными. Людовик опустился перед ней на колени и медленно ласкал ее взглядом, всю, с головы до пят. Он дотронулся губами до ее волос и виска… и вздрогнул от испуга, позади него стоял Неккер.
— Оливер…
Тот печально и строго поднял руку.
— Государь, — прошептал он, — тело, лежащее перед вами, — уже не тело, оно ничего больше не ощущает и трогать его нельзя. Знаете вы это?
— Она жива еще, Оливер…
— Она жива только для взора, для своего и для нашего взора. Государь, так ли вы добры, чтобы сохранить эту жизнь?
73
Рене Анжуйский (1408–1480) — король Неаполя и Сицилии, граф Прованса. Свои итальянские владения передал сыну, Иоанну Калабрийскому, а сам жил в Провансе, занимаясь поэзией, искусством и турнирами. В 1476 г. завещал Прованс Людовику XI.
74
Орден тамплиеров — духовно-рыцарский орден, основанный в XII в. Упоминание Нойманом магистра этого ордена в качестве действующего лица XV в. — такой же анахронизм, как и «фронда» (см. примеч. 35), поскольку орден был уничтожен в начале XIV в., а его магистра сожгли на костре.