— Ничего не пропало, Ваше Высокопревосходительство.
Батиста щёлкнул пальцами в третий раз, и отделение солдат заволокло внутрь двух скованных узников в бурых обносках. Кандалы арестантов скрипели и позвякивали.
— А вот и сами воры! — объявил капитан-генерал.
Оба преступника были черноволосы, черноусы и напуганы до чёртиков. Шарп не помнил лица ублюдка, который в него стрелял, но, всматриваясь в узников, подполковник проникался уверенностью, что среди них его несостоявшегося убийцы нет. То ли усы у того мерзавца росли погуще, то ли ещё почему.
Батиста прервал размышления Шарпа:
— Что вы делаете с ворами у вас, в Англии?
— В тюрьму садим. Или ссылаем в Австралию.
— Какое милосердие! Неудивительно, что у вас столько злодеев. У нас, в Чили, всё проще.
Батиста достал из кармана платок и, подойдя к камину, обмотал тканью рукоять просунутой сквозь решётку кочерги. По крайней мере, Шарпу показалось, что кочерги. То, что это не кочерга, стало ясно, когда Батиста выдернул её из углей. На конце прута пылала раскалённая «L». От «ladron» — «злодей».
— Не надо, сеньор! Не надо! — ближайший к Батисте вор забился в руках солдат.
— Наказание за первое преступление — клеймение. За второе — смерть. — капитан-генерал поднёс пышущую жаром букву ко лбу арестанта, которому один из конвоиров задрал голову, взяв за волосы на затылке.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Полковник Руис отвернулся. Маркуинес побледнел.
— Нет! — завопил обречённый, и Батиста со смаком прижал к его коже клеймо.
Заключённый зашёлся в крике, высоком и пронзительном. Воздух наполнила омерзительная вонь жжёного мяса и горящих волос (у бедняги вспыхнула шевелюра). Лишь когда несчастный сомлел, Батиста убрал от него свой страшный инструмент и положил обратно в камин.
Второй арестант, умоляюще глядя на Шарпа, взвыл:
— Сеньор, прошу вас! Это не мы сделали, сеньор! Пожалуйста! Не надо!
— Ваше Высокопревосходительство! — воззвал Шарп.
— Будь я в Англии, — Батиста любовно пошевелил свою палаческую снасть в огне, — и надумай указывать вам, как отправлять правосудие, что бы вы мне сказали? В Чили, мистер Шарп, справедливо то, что называю справедливым я. В данном случае справедливо воздать подонку за преступление болью. Очищающей болью!
Вынув клеймо из камина, капитан-генерал повернулся к следующей жертве.
— Боже, спаси Ирландию! — еле слышно пробормотал Харпер.
Всем было не по себе. Один из офицеров торопливо высунулся в окно, далеко перегнувшись через широкий подоконник. Батиста же искренне наслаждался взятыми на себя обязанностями экзекутора. Шарп читал это в его нездорово посверкивающих чёрных глазах. Вновь душераздирающий вопль. Снова шипенье и зловоние. Второй вор потерял сознание.
— Убрать! — Батиста вяло махнул солдатам и швырнул железку в камин.
Капитан-генерал развернулся к Шарпу, и стрелок поразился происшедшей с тем перемене: казалось, будто Батисту вмиг покинули все силы, он был расслаблен, он был скучен.
— Разрешение на посещение Пуэрто-Круцеро и эксгумацию останков дона Блаза Вивара вам даровано. Необходимые бумаги получите у капитана Маркуинеса. Выезд из Вальдивии завтра. На сегодня всё. Доброго дня.
Коротко кивнув, капитан-генерал удалился.
— Кто эти люди? — требовательно спросил Шарп у Маркуинеса.
— Вы о ком?
— Об этих двух страдальцах.
— Воры, кто ж ещё?
— Ни один из них в меня не целился.
— Послушайте, — увещевающее заговорил капитан, — Если они не воры, то почему ваше имущество нашли у них? А?
Мило улыбаясь, Маркуинес пропустил Шарпа с Харпером в дверь своего кабинета и, войдя следом, извлёк из ящика стола кипу бумаг:
— Ваша подорожная, подполковник. Ещё раз обращаю ваше внимание: Вальдивию вам предписано покинуть именно завтра.
Капитан выкладывал документы веером, словно игральные карты:
— Бумаги мистера Харпера с той же датой отъезда. Пропуск, дающий вам обоим право въезда в крепость Пуэрто-Круцеро и, наконец, письмо Его Высокопревосходительства, разрешающее эксгумацию тела дона Блаза Вивара. Всё, как вы хотели!