Звучало легко. Два дня, шесть фортов, две тысячи солдат и Чили в награду.
Впереди светился кормовой фонарь «О’Хиггинса», и в целом мире не осталось света: ни звёзд, ни луны, ни огней суши. Море с рёвом жонглировало двумя корабликами, идущими под началом «дьявола» в сатанинской темени под затянутым чёрными облаками небом навстречу смерти.
Земля обозначилась спустя час после рассвета. К полудню разглядели сигнальную башню на вершине форта Чороко-майо, высшей точки обороны Вальдивии. Мачта семафора, венчавшая башню, пришла в движение, докладывая о двух судах, и вновь замерла.
За три часа до заката Шарп уже ясно различал испанский флаг над фортом Инглез и грохот прибоя, грызущего скалы у «Агуада дель Инглез».
Ни одно судно не торопилось из гавани к «О’Хиггинсу» и «Китти» узнать, кто они такие и что им надо.
— Что я говорил? — прокомментировал Кокрейн, — Болваны.
Двумя часами позже в свете угасающего солнца «О’Хиггинс» и «Китти» шли вдоль скалистого полуострова, прикрывавшего гавань Вальдивии.
Порывистый ветер, разогнавший за день тучи, к вечеру выровнялся. Океан же был не в духе. Огромные водяные валы швыряли «Китти» вверх и вниз, катились вправо и срывали свою злость на тёмных утёсах.
— Согласитесь, Шарп, условия не лучшие для высадки на Агуада дель Инглез. — сказал Кокрейн, рассматривая берег в подзорную трубу, — Вон она, отмель!
— Где?
— Взгляните сами.
Шарп взял предложенную трубу. В зыбком мареве брызг от разбивающихся о берег волн перед стрелком встал первый из фортов Вальдивии.
— Форт Инглез. — подсказал Кокрейн, — Отмель прямо под ним.
Шарп послушно опустил трубу вниз, нашёл пляж и вновь вернулся к форту. Инглез выглядел грознее, чем он помнил по первому посещению Вальдивии: земляной ров, полоса кольев, пушечные амбразуры. Над фортом взвилась низка разноцветных флажков.
— Они нам сигналят. — уведомил Шарп Кокрейна.
— Отвечайте, мистер Альманте! — скомандовал Кокрейн, и юный гардемарин-чилиец поднял череду флажков на рей бизань-мачты. Набор по приказу адмирала не нёс осмысленного сообщения.
— Солнце слепит им глаза, флаги они видят плохо, но, даже если бы разглядели, решили бы, что мы пользуемся новым кодом, который сюда пока не дошёл. Это заставит их нервничать, а нервничающий враг сделал первый шаг к поражению.
Влажно стонали многострадальные помпы, выбрасывая за борт воду. На корме «Китти» переливался золотом испанский флаг.
Перекладины семафора на форте Инглез задёргались.
— Извещает о нашем местоположении другие форты. — заметил Кокрейн.
У правого борта столпились любопытные. На этот раз адмирал не запрещал своим людям показываться на палубе, ведь для мнимых испанских артиллеристов вполне естественен порыв бросить взгляд на новое место службы. Кокрейн распорядился также выставить напоказ четыре девятифунтовых пушки, прихваченных из Пуэрто-Круцеро не ради их огневой мощи, а ради усиления маскировки: орудия призваны были изображать артиллерию Руиса. Кокрейн, вне себя от возбуждения, барабанил пальцами по перилам:
— Сколько ещё?
Фрезер ответил из-за штурвала:
— Час на то, чтобы дойти до входа в бухту, час потом… С учётом течения часа два с половиной.
— Часа два с половиной до чего? — спросил Шарп.
— Час — доволочься до устья гавани, час — до форта Ньебла, плюс полчаса накидываем на противоборство с течением впадающей в бухту реки. Будет уже темно, флаг придётся подсвечивать фонарём, а после начала штурма взойдёт луна. — адмирал потёр ручищи, — Луна и лестницы! Звучит, как название романтической баллады с похищениями возлюбленных и тому подобной белибердой! (На палубе «Китти» были уложены лестницы, сколоченные для штурма стен Ньеблы.)
— Новый сигнал, мой лорд! — довёл до сведения адмирала гардемарин, как обычно на кораблях Кокрейна, по-английски.
— С сего момента, мистер Альманте, по-испански и только по-испански! — Кокрейн не хотел, чтобы их выдало неосторожное английское слово в случае высылки испанцами сторожевого катера, — Добавьте к нашему сообщению срочное требование предоставить капитану сисястую шлюху и привлеките их внимание пушечным выстрелом.
Ухмыляясь, гардемарин начал доставать из ящика флажки и, едва новое послание заполоскалось на ветру, холостой выстрел с кормы поднял с воды чаек.
— Мы беспокоимся! — объяснил Шарпу Кокрейн, — Наш сигнал не поняли — серьёзный повод для тревоги.