Кабина останавливается у пентхауза. Я снова касаюсь медной пластины и выхожу на прохладный полированный мраморный пол. Пентхауз представляет собой потрясающее зрелище. Словно «Архитектурный дайджест» забрался на верхнюю часть крыши отеля и высрал шато голливудского киномагната. Повсюду окна. Дорогая мебель ручной работы. Упомрачительно дорогие произведения искусства. И достаточно спален и ванных комнат, чтобы все девушки-ковбои Монтаны могли заехать сюда на бои подушками.
Я скидываю ботинки возле лифта. Похуй ковёр в вестибюле. Помойте его. Сожгите. Мне насрать. Но я не хочу, чтобы кровь была по всей квартире.
Моя квартира. До сих пор звучит забавно, но вынужден признать, что по прошествии трёх месяцев начинаю ощущать это место домом. Раньше я управлял видеомагазином в Лос-Анджелесе. Если бы я мог переместить сюда инвентарную ведомость и телевизор во всю стену, то мог бы полностью стать Говардом Хьюзом[22] и никогда не выходить отсюда. Если бы я достал для Кэнди дневной абонемент, то определённо мог бы привыкнуть к адовской светской жизни. Здесь наверху, в окружении тонированного стекла и обитой шёлком мебели, я — Синатра с рогами, а Пандемониум — мой кладбищенский Вегас.
Я направляюсь в спальню и проверяю разбросанные по квартире контрольные метки. Ни одна не нарушена, и ничто не выглядит не на своём месте. Я могу расслабиться. По правде говоря, меня меньше волнует ещё одна драка, чем шпионы. Мне нужно одно место в Аду, где мне нет необходимости 24/7 оглядываться через плечо.
В спальне я раздеваюсь, бросая одежду кучей у подножья кровати. Порванную куртку я комкаю и швыряю в шкаф. Я мог бы заштопать её, но я чёртов Люцифер. Велю портным сшить мне новую. Запираю дверь спальни и провожу рукой по верху притолоки. Вырезанные мной защитные руны по-прежнему на месте. Залезаю под горячий душ и надолго остаюсь там.
Может я уже и привык к этой квартире, но никогда не привыкну принимать душ в доспехах Люцифера. Я никогда не снимаю эту штуку. В тот момент, как она исчезает, я становлюсь уязвимым к любым атакам. Ножу, худу или белке с самострелом. Знаю, я выгляжу шизиком, намыливаясь в этой консервной банке от Версаче, но мне не обязательно смотреть на себя.
Закончив, я надеваю чёрные костюмные брюки, шёлковую футболку и гостиничный халат, достаточно толстый, чтобы остановить пули. Чёрный клинок отправляется в один карман, а пистолет Укобака — в другой. Затем подхожу к комоду и быстро осматриваю нижний ящик. Здесь лежит сингулярность — тайное оружие мистера Мунинна, чтобы перезапустить Вселенную, если Мейсон или я разрушим её. Здесь наац, моё любимое оружие, когда я сражался на арене. И здесь маленький курносый.38, который я прихватил с собой из Лос-Анджелеса. В барабане отсутствует один патрон. Тот самый, которым я обманом заставил Мейсона Фаима прострелить себе голову три месяца назад. Именно тогда святоша Джеймс, моя ангельская половина, забрал ключ, который мне нужен, чтобы покинуть Ад, и бросил меня здесь. По правде говоря, я рад, что этот ханжеский мудак покинул мою голову. Но я тотчас бы вернул его обратно, если это даст мне ключ.
Дверь спальни распахивается и входит Бримборион с охапкой конвертов и донесений. Он — это то, чего мне никогда не хотелось в своей жизни. Личный помощник, иначе говоря, профессиональный засранец, который знает обо мне больше, чем я сам.
— Что я говорил тебе о том, чтобы вламываться сюда без стука?
— Если бы я не вломился, то никогда бы тебя не нашёл.
— В этом и заключалась идея.
Бримборион выглядит вполне по-человечески, если не считать того, что он тощий, как кузнечик, с конечностями и пальцами достаточно длинными, чтобы достать четвертак со дна литровки «Джека». Он одевается в тёмные костюмы с высоким воротником, словно сошёл из рассказа Диккенса задницей прямо на палку[23]. Он также носит круглые очки в проволочной оправе. Мне кажется, именно эти очки заставляют меня ненавидеть его. Что за странный выбор для манерности. В том смысле, кто-нибудь слышал о близоруком ангеле?
— Как ты вообще попал сюда? — спрашиваю я.
22
23