Дамиан отстранился. Жесткий самоуверенный взгляд на его совершенно спокойном лице сбивал с толку. Ни капли эмоций, как будто только что не он страстно целовал ее, желая подчинить себе. Поразительное самообладание! В отличие от нее. Мысли все еще никак не могли собраться, чтобы хоть как-то достойно отреагировать на подобную выходку, и Лане стало горько. Она вновь стала игрушкой в руках еще одного самовлюбленного самца. Желанный трофей. Отступила на пару шагов назад, но так и не смогла отвести взгляда с его лица. До чего же красив. Короткие темные волосы, пронзительные глаза, прямой четко очерченный нос и жесткая линия губ. И даже столь нелюбимая ею небритость совершенно не портила, а даже придавала дерзости его образу. Конечно же, он знал, какое впечатление производил на нее, знал, какой раздрай творился сейчас в ее душе, но ни капли об этом не жалел. Ее не жалел. Лана видела это по его тяжелому взгляду из-под бровей. Он игрался с ней, словно прощупывая грань своей вседозволенности и ее податливости. И хоть в этот раз он снова застал ее врасплох, больше такого не повторится.
Прятаться в своем номере ей сейчас совершенно не хотелось, даже наоборот, было огромное желание затесаться среди толпы веселящихся на пляже возле бара, чтобы хоть таким образом оградить себя от этого дьявола. Пожалуй, парочка коктейлей в обществе с подругой будет сейчас в самый раз, а музыка сделает свое дело — тело погасит напряжение в ритме танца. Как он сказал ей? «Просто наслаждайся отведенными днями». Да, так она и сделает! Но только так, как решит сама. Оставалось только найти Татку…
Глава 8
Искать долго подругу не пришлось — она всегда была там, где шло веселье, в самой гуще событий. Одна, без своего «ангела», но и тот быстро нашелся занятый работой в баре, но все же успевавший бросать полные восхищения взгляды в сторону Татки. А та веселилась напропалую, наверняка позабыв и о скучавшей в одиночестве номера подруге, и даже о своем новом воздыхателе. В этом и была вся Татка — легкая в общении, на подъем, сверхоптимистичная, источник вечной энергии. Не обратить внимание на такую было просто невозможно. Она приковывала к себе внимание любого, от мала до велика, находила ключик к общению в человеком любого возраста, будь то малыш или человек солидного возраста. А уж мужчины и подавно были влюблены в нее поголовно. Татка осознавала это, но пользоваться не спешила: ей больше по нраву была сама игра, чем результат. Вот и сейчас, наслаждаясь производимым эффектом, она не спешила никого подпускать близко, хотя все же время от времени можно было заметить бросаемые украдкой осторожные взгляды в сторону ее нового знакомого, оставшегося в этот вечер работать.
— Какие люди и без охраны! — хмыкнула Татка, едва завидев перед собой подругу. — Решилась все же покинуть свою келью?
— Угу, — едва кивнув, признала очевидную глупость Лана.
— Тогда для начала в бар, стереть эту затравленную мину с твоего лица.
Пританцовывая, Татка повела ее следом за собой, где их встречал лукавой улыбкой «ангел», колдовавший над очередным заказанным коктейлем.
— Томас, текила-санрайз для меня и моей подружки! — не церемонясь, обратилась она к околдованному ею красавчику, получила в ответ «Непременно» вместе с улыбкой, поле чего вернулась к своей подружке. — Ты где была? Я к тебе так и не достучалась в номер.
— Уснула. Представляешь, банально уснула.
— Я смотрю, сон на тебя очень благотворно влияет, раз ты здесь — усмехнулась подруга.
— Тат, мне потом нужен будет твой телефон. Одолжишь?
— Да не вопрос. А твой что?
— А мой уплыл.
— В смысле? — не поняла Татка, наблюдавшая в этот момент за ловкими движениями рук Томаса.
— В прямом. Пошла на пляж поговорить с родителями, а потом, как на грех, Герман позвонил.
— И ты, глупая, ответила, — сделала недовольное заключение Татка.
— Надоело бегать от него.
— Ну и? Что с телефоном-то?
— С досады выбросила в море с пирса.
Татка медленно повернулась, чтобы посмотреть, не ошиблась ли она соседкой, лицо ее при этом выражало такое искренне удивление, будто перед ней был сам папа римский, одетый в нелепый обтягивающий спортивный костюм с разбросанными по всему материалу леопардовыми мордами.
— Бог ты мой, мать, ты ли это? — покачала она головой, едва отходя от шока. — Прям, так и в море?
— Ага. Про разговор не хочешь услышать?
— А чего там слушать-то? — отмахнулась Татка. — Все одно и то же: ты моя, бла-бла-бла, вернись, я все прощу. Слишком много пафоса на ровном месте. А судя по твоему нетипичному поведению, Герман и вовсе зашел за границы дозволенного даже для близких. Ты сюда чего приехала? Отдыхать. От него в первую очередь. Вот и отдыхай, подруга! Забей на этого гада. Ты ему ничем не обязана. Что он там тебе снова наговорил?
— Как обычно, — вежливо улыбнувшись Марио, протянувшему ей бокал с коктейлем, Лана поспешила спрятать взгляд от подруги, намеренно разглядывая алую жидкость со льдом. — Ох, не знаю, куда глаза мои глядели, когда я с ним знакомилась.
— Да что уж сейчас пенять, нас ты тогда ведь не слушала. Теперь ничего не исправишь. И так раньше была вся закрытая, вся в себе, а с этим кобелем и вовсе спряталась за своей холодностью.
— Почему кобелем? — невольно улыбнулась Лана, выцепив из слов подруги самое безобидное.
— Потому что имя у него собачье. У меня бабуля когда-то купила себе кобеля чихуа-хуа и назвала его Герман. Тот еще гад был. Но до твоего ему, конечно, еще ого-го!
Татка глотнула из своего бокала и блаженно закатила глаза:
— Ммм, вот умеют же они делать из ничего такую вкуснятину.
— Поосторожней, — со смехом предупредила подругу Лана, — эта вкуснятина очень коварна. Отключает мозги на раз.
— Знаешь, дорогая, а вот это, наверно, как раз то, что сейчас больше нужно именно тебе. Отключай свою педантичную соображалку и веселись. Вон как вокруг весело. Музыка, люди вокруг. Никаких проблем! Пойдем потанцуем, чего вечер зря терять из-за этого твоего кобеля? Пошли, пошли…
И оставив свои недопитые коктейли, Татка потащила совершенно не сопротивлявшуюся подругу в самую гущу веселья.
— Давай, подруга! — весело перекрикивая музыку, подбадривала Татка. — Вспомни, как мы раньше зажигали. Когда не было никаких забот и мужиков, когда мы были свободны и беззаботны.
Наверно, выпитый бокал коктейля смешался с остатками не выветрившегося виски, и теперь разум окутала пелена безразличия и легкости. Напряжение приятно отпускало, и Лана наконец-то почувствовала возвращение давно позабытого чувства свободы. И даже забивавшийся под ремешки шлепанцев песок совершенно не тревожил. Ей хотелось танцевать. Да, так просто и банально — танцевать, ловить ритм и отдаваться музыке, совершенно не обращая ни на кого внимания. Права была Татка, нужно было просто позволить себе расслабиться, отпустить все хоть ненадолго. Ведь когда-то она могла себе позволить такие вольности, могла радоваться жизни и строить волшебные планы на будущее, мечтать… И куда делась та беззаботная Лана? Для чего она загнала себя в жесткие грани, скрывшись за маской холодности и безразличия? А ведь запрятанная за семью печатями душа все еще таила в себе веру во что-то светлое и теплое, но приходилось прятать это от злой действительности. Чтобы выжить и не потерять себя, чтобы не сломаться. Это был тот маленький огонек, что не давал сломаться, спрятанный ото всех, свято лелеемый и оберегаемый от чужих глаз. Ее слабость. И ее сила. Она позволила Герману лишь раз увидеть себя настоящую, но он воспринял ее нежность как слабость, едва не разбив хрупкость мечты и надежды. Лана окружила себя непреодолимой стеной холодности и уверенности, больше никому не позволяя заглядывать в свою душу. Но сейчас впервые за долгое время хотелось быть самой собой! Хотелось не бояться и радоваться. И это было потрясающее чувство.
— Давай, детка! — весело подбадривала ее Татка, крутившаяся рядом. Как в старые добрые времена. — Ты у меня красотка!