Я решилась на близость с ним, а его мать назвала меня подстилкой, заставив испытывать стыд за доверчивость. И это унизительно.
Вместо волшебного послевкусия, на языке горечь, будто я совершила ошибку. В голове путаница и сомнения, вызывающие желание убежать и спрятаться.
Что я и делаю.
Возвращаюсь домой в надежде укрыться от тяжелых мыслей. Но когда на пороге меня встречает мрачный отец, понимаю, что испытания сегодня ещё не закончились.
— Что с коленками? — цедит он, оглядывая меня с ног до головы.
— Упала.
— Издеваешься?
— Это правда.
— Такая же правда, как то, что ты была с подругой? — папа сводит брови на переносице. — Которая вернулась домой несколько часов назад. Без тебя.
— Ты…
— Позвонил её матери, потому что волновался, — кивает. — Не зря, как оказалось.
— Пап, я…
— Высоцкий, — выплёвывает он презрительно. — С ним была?
Тушуюсь под тяжёлым взглядом, мысленно придумывая отговорки. Но потом вспоминаю реакцию Максима на предложение скрывать наши отношения, и решаю расставить все точки над i.
— Да. С ним, — отвечаю ровным тоном. — И что?
Бросаю вызов отцу, глядя ему в глаза. А у самой поджилки трясутся. Ведь передо мной родной человек, которого я очень люблю и не хочу разочаровывать.
— Я его грохну, — выдаёт папа таким же ровным тоном.
И двигается к входной двери, по пути хватая с тумбочки ключи от машины.
— Папа, хватит! — встаю у него на пути. — У Максима сестра попала в аварию. Ему сейчас не до твоих разборок!
— Маша Старцева? — хмурится он. — Насколько всё серьёзно?
Рассказываю, что мне известно, но когда упоминаю Царёва, папа меняется в лице — Демьян тренируется в его секции.
— Где он сейчас?
— Я не знаю. Но его состояние крайне тяжелое и…
— Ладно, понял, — не дослушивает меня отец, быстро обуваясь. — Надо выяснить, что с парнем. Может, помощь нужна.
Киваю и отхожу в сторону, давая возможность папе выйти из квартиры. При этом испытываю облегчение, что он уже не думает о Высоцком, но…
— Кстати, пока не забыл, — внезапно звучит строгий голос. — Завтра едешь к бабке в деревню. Собери вещи, выезд рано утром.
Реагирую на эту информацию с открытым ртом и выпученными глазами.
— Ты решил отправить меня в ссылку? — оторопело выдыхаю.
— Даже в мыслях не было. Ты сама обещала ей приехать на каникулах, — многозначительно напоминает. — Обещания нужно держать. Тем более данные старикам, которые принимают всё близко к сердцу.
— Но почему именно завтра? Ещё и утром! — возмущаюсь.
— Потому что я уже договорился. Всё. Но если хочешь, чтобы твою единственную бабушку хватил удар, то можешь не ехать, конечно.
Ещё один манипулятор на мою голову!
— У меня работа, я не могу просто так всё бросить. Надо предупредить Лену…
— Я предупредил. До конца лета она тебя не ждёт.
Давая понять, что разговор закончен, отец открывает дверь, чтобы уйти. Но я закрываю её прямо перед его носом и в сердцах выкрикиваю:
— Ты правда думаешь, что это поможет?! Я люблю Максима! И никакая глушь это не изменит!
— Ты ещё ребенок и ты его забудешь, как только…
— Нет! Прекрати всё решать за меня!
Голос срывается, и я плачу, пряча лицо в ладони. Чувствую себя безвольной куклой, которой можно помыкать как захочется.
Попытки отца успокоить мою истерику тщетны. Дергаюсь в сторону, когда чувствую его руки на плечах, и не желаю слышать то, что он говорит.
— Почему ты так сильно его ненавидишь? — выдавливаю сквозь всхлипы. — Он ведь хороший. Всё, что про него говорят, это грязные слухи. Он создаёт видимость плохого парня, но в душе он добрый и честный…
— Какой души? — прерывает меня папа. — Высоцкий помешан на деньгах и готов пойти на что угодно, лишь бы заработать. Он игрок по жизни. И однажды его ставкой станешь ты.
— Я не хочу это слушать, — цежу сквозь зубы.
— Значит, нам больше не о чем говорить, — режет отец. — Собирай вещи. Выезжаем ровно в семь.
Отодвинув меня от двери, он уходит. А я снова реву, чувствуя холод, пробирающий до костей.
Иду в душ и включаю горячую воду. Пытаясь согреться, растираю кожу мочалкой до красноты. Скольжу по животу, бёдрам. На фоне эмоциональных волнений упускаю самое важное — следы, которых быть не должно. Ведь мы с Максимом предохранялись…
Глава 23
Макс
«Уезжаю к бабушке. Позвоню, как будет возможность» — и всё. Больше никаких подробностей. Тупо сухая инфа, которая вызвала кучу вопросов и дала стойкое ощущение, что меня послали на хрен.
Я даже не помню, как оказался в тачке и сорвался к дому Лисовец, испытывая желание встряхнуть её и потребовать объяснений.
Масло в огонь подливали слова Макара, которые прозвучали не так давно:
— Не будет у тебя свадьбы с этой девчонкой, помяни моё слово. Ты можешь дать ей эмоции, но не стабильность. Думаешь, она это не понимает? Понимает, конечно. И сейчас кувыркается с тобой только потому, что вся её оставшаяся жизнь будет тоскливой и пресной. Ты станешь для неё приятным воспоминанием. Не более. Заруби себе на носу: бабы любят отчаянных, но замуж выходят за надёжных…
Я тогда не особо вникал в смысл нашего разговора и ничего, кроме изжоги, он не вызвал. Потому что у меня никогда не было серьёзных отношений, а брак вообще казался чем-то бессмысленным и заранее обречённым на провал.
Но, вернувшись в квартиру и не увидев там Вики, я ощутил отравляющую горечь и сводящую с ума тоску. Представил, что рыжуля решила поставить точку, и пережил чертову паническую атаку, которая усилилась, когда я прочитал сообщение.
Это тот случай, когда ржал над женатыми пацанами, не понимая их мотивации, а сейчас сам на полном серьёзе задумался о женитьбе, чтобы привязать Вику к себе. И мне глубоко фиолетово, что она не согласится. Для себя я всё решил.
Был лишь один затык — выяснить, куда умотала Лисовец.
И с этим внезапно возникли проблемы.
У меня ушло больше недели, чтобы узнать название деревни и адрес, где пряталась рыжуля. За это время я не получил от неё ни одной смски. Звонков тоже не было. Её номер находился вне зоны доступа, и это капец как бесило.
Позже, вжимая газ в пол, я гнал по трассе и старался унять едкую злость, которая всё это время кипела во мне. Пытался настроиться на максимально спокойный разговор, но куда там!
Я был в бешенстве и не исключал того, что могу сорваться и наорать на Вику. Потому что её побег и молчание лишили меня покоя и сна, превратив в невротика с неадекватными реакциями. Нужно было как-то успокоиться, поэтому, добравшись до деревни, я бросил тачку в начале улицы и решил пройтись пешком.
И сейчас, шагая по дороге, я понимаю, что меня до сих пор бомбит, и желание надрать рыжуле задницу ещё актуально. Но это всё длится ровно до момента, пока я не добираюсь до нужного дома и не ловлю взглядом копну рыжих волос, мелькающих возле кустов с вишней.
Застываю возле низкого забора и пристально наблюдаю за тонкой фигуркой, которая стоит ко мне спиной. Вика увлечено собирает с веток ягоды, не замечая меня.
Такая нежная и хрупкая, что мысли сорвать на ней злость кажутся нелепыми. Но когда Лисёна наклоняется к ведру с вишней, и я вижу, как короткий подол её сарафана поднимается, оголяя часть ягодиц и являя миру кусочек хлопкового белья, меня снова трясёт от бешенства.
О чём она думает, мать вашу?! А если это увидит какой-нибудь местный извращенец?!
Хмуро смотрю по сторонам и, убедившись, что,кроме меня, извращенцев здесь нет, возвращаю взгляд на рыжулю, сглатывая слюну. В голове яркими вспышками мелькают воспоминания, как Вика извивалась подо мной несколько дней назад. И я не выдерживаю — перемахиваю через забор и застываю за её спиной.
Не знаю, чего мне хочется больше — наорать на неё или сдавить в объятиях.
— Твои трусы видит вся деревня, в курсе? — грубо цежу.