— Мне неудобно сейчас говорить. — Его категоричный строгий тон удивляет и обижает. Я даже не нахожусь с ответом. Просто растерянно молчу, а в горле скапливается ком. — Что-то срочное?
— Нет. Просто… у меня пропущенный от тебя…
— Случайно набрал.
— Случайно? — переспрашиваю, недоумевая. — Ты серьёзно?
— Вик, хорош мозг мне делать, — раздражается он. — Позже наберу.
— Нет, не позже! — взрываюсь. — Что это значит?! Что с тобой происходит?!
— Нормально всё со мной! — рявкает он в ответ. — Ещё вопросы?
— Зачем грубить? Я ведь хочу помочь…
— Не нужна мне помощь. У меня всё зашибись, и я кайфую от своей жизни. А не нравлюсь — до свидания.
— Класс, — усмехаюсь, а горло болезненно сдавливает. — Тогда нам, наверное, лучше не общаться!
— Наверное, — звучит жесткий голос.
И я рвано всхлипываю, ожидая, что Высоцкий тут же отключится. Но он не кладёт трубку — просто молчит, оставаясь на линии.
— Максим… — выдавливаю шёпотом. — Зачем ты так? Я ведь люблю тебя…
— Не надо, Лисён, — глухо произносит он. — Не надо меня любить.
Связь обрывается, и что-то в моей груди тоже. Смотрю на свой телефон, будто вижу его впервые. Мозг отказывается воспринимать услышанное. Я не верю, что это конец.
– Какой срок, Мышка? – хрипло шепчет Царёв. – Это ведь мой ребёнок? Скажи.– Нет, – вру, глядя ему прямо в глаза. – Моя беременность не имеет к тебе никакого отношения…– Не верю! – срывается на бешеное рычание. – Скажи мне правду!– Это правда, – уверено отвечаю. – Отец не ты. Можешь спокойно готовиться к свадьбе. Совет да любовь, Дём…***Я до сих пор помню нашу с ним последнюю встречу – в следственном изоляторе. Она была наполнена горечью, ложью и болью. Сейчас Демьян Царёв – успешен и знаменит. Ему пророчат блестящую спортивную карьеру и обсуждают предстоящую свадьбу. А я…Я продолжаю жить воспоминаниями, не в силах вырвать из души любовь, оставившую у меня под сердцем маленькое чудо.
Хочу снова набрать номер Высоцкого, но обида и гордость не позволяют. Чувствую себя униженной. Отвергнутой и ненужной. А в голове стучит лишь один вопрос: что делать?
Что мне делать?!
Я не хочу терять Максима! Не хочу!..
Глубоко вдохнув, стараюсь успокоиться и не истерить, но удержать эмоции не получается. Меня накрывает волной боли, горло невыносимо стягивает, в груди жжёт, и я реву, продолжая с надеждой смотреть на тёмный экран телефона.
Стараюсь поставить себя на место Высоцкого. Представить, что у меня серьёзные проблемы, и я не могу с ними справиться.
Я бы злилась — да, была бы резкой… Но чтобы рушить и ломать отношения — нет. Здравый смысл всё равно пересилил бы. Я никогда не стала бы переступать грань, потому что люблю.
— Дочь, что-то случилось? — заглядывает в комнату отец.
— Пожалуйста, папа, выйди! — выкрикиваю сквозь слёзы. — Не хочу разговаривать! Хочу побыть одна!
И падаю на кровать, заглушая рыдания подушкой.
Эмоции перемешиваются, сменяя друг друга каждую секунду. Во мне пульсируют злость на Высоцкого, а через мгновение я уже готова сорваться к нему и умолять не отказываться от меня. И так по кругу.
Дрожу, борясь то с жаром, то с холодом, и быстро выматываюсь от этих разрушающих состояний. Сворачиваюсь калачиком на кровати, смотрю в одну точку, не реагируя ни на что.
В комнате постепенно темнеет, но я не смыкаю глаз, держа телефон возле себя — всё надеюсь, что Максим позвонит или напишет.
Напрасно.
Не замечаю, как проваливаюсь в сон без сновидений, и когда наступает утро, распахиваю глаза, услышав звук входящего вызова. Звонит Лена, и ощущение секундного счастья сменяется полным разочарованием.
— В общем, наше задание — встретить журналистов и проводить их в зону размещения, — тараторит она. — Этим займётся Маша, а мы с тобой будем на подхвате.
— Я не смогу присутствовать на празднике, — хриплю в трубку. — Прости.
— Как не сможешь? Вика, пожалуйста! Мало ли что пойдёт не по плану… Ты мне очень нужна!
— Мне плохо, Лен, — жалобно скулю.
— Что-то серьёзное?
— Нет, но…
— Слушай, — она устало вздыхает, — я тоже не в лучшей в форме — тошнота и слабость жуткая. Но мероприятие серьёзное. Маша даже малыша оставит, чтобы нам помочь. Не повесим же мы всю ответственность на неё?
— Не повесим, — тоже вздыхаю.
Слова Лены заставляют мою совесть проснуться.
Нельзя отгораживаться от мира только потому, что я поссорилась с парнем. У людей реальные проблемы, и ничего — справляются. Не уходят в себя и не прячутся под одеялом.
— Я приеду, — нехотя поднимаюсь с кровати.
— Отлично! И оденься празднично, ладно? Платье там, макияж…
— Но ведь Маша…
— Это на всякий случай. Подстраховка не помешает.
Снова мученически вздыхаю, но соглашаюсь. Тем более у Лены такой голос, словно она там сама лежит пластом. Не хочу мучить её ещё больше.
Собираюсь без особого энтузиазма на автомате. Делаю нюдовый макияж, надеваю тёмно-зеленое платье на тонких бретельках, на ноги — шпильки. С волосами не заморачиваюсь — укладываю их волнистыми прядями, немного сбрызнув лаком.
Красиво получилось. Максиму бы понравилось…
От этих мыслей глаза наливаются слезами, и я торопливо обмахиваю лицо ладонями, запретив себе думать о Высоцком.
Потом, всё потом!
Сейчас нужно выдохнуть и натянуть на лицо улыбку — ничего сложного. Тысячу раз так делала, когда была гимнастикой и выходила на ковёр, несмотря на боль и плохое настроение.
— Пап, ты во-сколько поедешь в спорткомплекс? — интересуюсь, выходя из комнаты.
— Уже выхожу.
— Я с тобой.
Пока спускаемся во двор и идём до машины, отец молча сверлит меня подозрительным взглядом, заставляя нервничать.
— Ничего не хочешь мне рассказать? — не выдерживает он, когда едем по городу.
— Прости, что была резкой, — виновато поджимаю губы. — Не хотела тебя обидеть.
— Причём здесь обиды? Я волнуюсь и хочу знать, что происходит. Что у тебя с Высоцким? Вы разбежались, надеюсь?
— Нет, не разбежались! — психую от папиных предположений.
И, надувшись, утыкаюсь взглядом в окно. Сижу так всю оставшуюся дорогу. А когда машина останавливается возле спорткомплекса, выбираюсь из нее и, не дождавшись отца, захожу в здание.
Атмосфера праздника и всеобщего веселья нисколько меня не заряжает. Многочисленная толпа и шум вызывают дискомфорт. Хочу побыстрее убраться отсюда. Но, встретив Лену, понимаю, что уйти пораньше или отсидеться в сторонке не получится. Мне придётся отдуваться за всех!
Во-первых, потому что Маша, на которую мы надеялись, просто-напросто не пришла. Второе — это болезненное состояние Лены. Ее лицо зеленее, чем моё платье. А всё потому, что Миронова, оказывается, беременна и мучится сильнейшим токсикозом.
Просто класс!
— …В итоге мне ещё пришлось давать интервью местному каналу, — жалуюсь позже Милане. — Я совсем не была к этому готова! Постоянно заикалась и выглядела глупо! — глубоко вдыхаю, чтобы успокоить эмоции. — Хорошо, что всё закончилось, и нас не стали задерживать после официальной части…
Пока мы направляемся к выходу из спорткомплекса, я продолжаю жаловаться подруге на свалившиеся мне на голову испытания. Это помогает отвлечься и не думать о Высоцком, который, судя по всему, просто забыл о моём существовании.
— Да уж, денёк у тебя — не позавидуешь, — тянет подруга.
— Ужасный. Хуже просто быть не может! — поддакиваю.
И даже не догадываюсь, насколько прекрасен был мой день до этого момента.
Мы выходим из здания, и наше внимание сразу привлекает шумная компания на парковке. Там стоят несколько машин, громко долбит музыка, слышны взрывы смеха…
Среди автомобилей сразу узнаю тонированный джип, взволнованно пробегаюсь взглядом по толпе и, увидев Максима, замерзаю.
Конец первой части