— Благодарю за любезность, — ответил Фентон. — Я хотел только сказать, что мои недавние слова были поспешными и необдуманными. Ведь убийца моей жены…
Капитана снова охватило изумление.
— …убийца моей жены еще не предстал перед правосудием. Мне следует обдумать, как добиться этого, а не затевать скандалы и драки. Поэтому мои слуги больше не прольют за меня ни капли крови. Благодарю вас за долготерпение, сэр, и отдаю себя в ваше распоряжение.
Капитан О'Кэллахан переводил взгляд с пола на потолок, избегая смотреть на Фентона.
— Ну и ну! — проворчал он.
— Могу я надеться, что вы, со своей стороны, ничего не предпримете против моих слуг? Я имею в виду ваши слова насчет повешения и тому подобное…
— Сэр Николас, с этой минуты я забыл обо всем!
— Тогда я готов. Э-э… будет ли мне позволено взять с собой несколько книг?
— Книги? — Капитан О'Кэллахан был сбит с толку. — Хм! Они могут быть доставлены вам завтра вместе с куда более, на мой взгляд, важными вещами — одеждой и постельным бельем. А пока что…
Позади холла послышались звуки, напоминающие шум борьбы, после чего заговорил кучер Уип:
— Сэр, — свирепо осведомился он, — что делать с Джудит Пэмфлин?
Глянув через плечо, Фентон увидел, что ее привели снизу. Руки Джудит Пэмфлин были связаны за спиной цепью, конец которой держал отложивший оружие Уип, вытолкнувший женщину вперед.
Было ясно, что на ее угловатую фигуру напялили чистое платье, дабы скрыть следы ударов хлыстом. Растрепанные волосы свисали на плечи, а лицо было грязным и покрытым синяками и шрамами. Оно могло бы внушить жалость, если бы не злоба, светившаяся в слезящихся глазах.
— Ник, — заговорил Джордж Харуэлл, — ты должен знать, что сделала эта женщина! Она позволила тебе уйти из дома, не сказав, что Лидия умирает! Она даже не пожелала назвать противоядие, которое могло бы ее спасти!
Бросив взгляд на Джудит Пэмфлин, Фентон проглотил слюну.
— Она такая же фанатичная круглоголовая, как я — роялист, — ответил он. — Позвольте ей идти с миром.
— Сэр! — возмущенно рявкнул Уип.
— Таков мой приказ.
Больше не слышалось ни слова протеста — только громкий одновременный вздох, прозвучавший не слишком приятно.
— Если от меня больше ничего не требуется, — поспешно сказал Фентон, — то давайте отправляться в дорогу.
— Я должен попросить вашу шпагу. — Смущение капитана О'Кэллахана не могло скрыть свирепое подкручивание усов. — Только для того, — быстро добавил он, — чтобы оставить ее в доме, отдельно от вас. Странные у вас домочадцы, сэр. Впрочем, это не мое дело.
Джайлс Коллинс двинулся вперед, сунув кинжал за пояс, но продолжая любовно поглаживать рапиру, глядя из-под полуопущенных век на драгун за дверью. Отстегнув шпагу от пояса, Фентон бросил ее Джайлсу, ухватившемуся за ножны.
— Она мне еще долго не понадобится, — сказал Фентон.
— Может, и так, — ответил Джайлс. — И все же у меня есть предчувствие, что впереди последний, самый тяжкий бой.
Все трое, стоящие в дверном проеме, — даже капитан О'Кэллахан — вздрогнули и отвели взгляды, услышав хриплый торжествующий голос Джудит Пэмфлин.
— Значит, гордец арестован как изменник, — усмехнулась она и завопила так, что зазвенело многочисленное оружие в холле: — Смотрите! Тот, кто увлек миледи на путь плотского греха, наказан Господом! И, как сказано в Книге Откровения, он выпьет вино ярости Божией!
Женщина дрожала в экстазе, так что цепи тряслись на ее угловатом теле.
—» И дым мучения их, — кричала она, — будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие очертания имени его «! — Сквозь триумф ее пуританского благочестия просвечивала лютая злоба. — Это было начертано специально для вас! Можете ли вы привести лучший текст?
Фентон, собиравшийся пройти мимо капитана О'Кэллахана, остановился и посмотрел на нее.
—» Придите ко Мне, — произнес он, — все, кто трудится и несет тяжкое бремя, и Я дарую вам покой «.
Фентон отвернулся, отметив, когда скрипнула парадная дверь, что засов на нее так и не поставили.
— Полагаю, это лучший текст? — пробормотал он, обращаясь наполовину к себе. — В будущем я должен помнить его ради Лидии.
— Снаружи вас ожидает лошадь, — сообщил капитан О'Кэллахан, глядя в пол.
— Тогда я к вашим услугам, капитан, — ответил Фентон.
Поздно вечером, много позже того, как Фентон ускакал с драгунами, внизу собрались все слуги, став в круг в освещенной красным пламенем очага кухне для суда над Джудит Пэмфлин. Было произнесено очень мало слов, и никакого бичевания не произошло. Приговор утверждался кивком головы. Большой Том, схватив женщину за волосы и держа ее голову и плечи над деревянной кадкой, медленно перерезал ей горло, не обращая внимания на разбегавшихся крыс. Они похоронили ее на заднем дворе, набросав столько дерна, чтобы никто никогда не обнаружил ни костей, ни праха.
А в это время в Тауэре поединок умов приближался к решающей схватке.
Глава 21. Львиный рев в Тауэре
В ответ на львиный рёв слышалось пронзительное мяуканье дикой кошки.
Зверинец лондонского Тауэра помещался за Львиными воротами, но главные ворота и Западный ров были открыты для публики за небольшую плату. Посетители поднимались к длинному низкому зданию зверинца под небом, темным даже здесь от дыма и сажи из Сити.
Полковник Хауард слышал звериный рев, шагая по дорожке для часовых на зубчатой стене в сторону реки, к югу. Заместитель коменданта Тауэра совсем не походил на военного, несмотря на свою отличную службу. Его. тонкое лицо с куполообразным черепом, наполовину скрытым серым париком, было лицом ученого или мечтателя. Полковник Хауард являлся и тем, и другим.
Хотя день был жарким, полковник был закутан от шеи до лодыжек в длинный плащ, так как, уже давно подхватив лихорадку в Нидерландах, часто ощущал озноб. Остроконечная бородка и маленькие усики на худом лице делали его похожим на испанца. За ним шел один из тюремщиков, свирепый на вид толстяк в красных штанах и куртке и плоской шапке из черного бархата, что являлось традиционной одеждой тюремных надзирателей со времен Генриха VIII120.
— Полковник Хауард! — таинственно шепнул он, притронувшись к руке заместителя коменданта и приблизив к нему свой огромный нос. — Что не так? Что здесь готовится ночью? Убийство? Хоть бы намекнули, сэр!
Полковник посмотрел на него, слегка нахмурившись.
— Latine loqui elegantissime121, — тихо произнес он, печально качая головой. — То же можно сказать и о твоем английском. Ты слышал что-то насчет убийства? Если так, говори!
Надзиратель сделал протестующий жест. Он не находил слов, чтобы рассказать о слухе, быстро распространившемся среди тюремщиков и солдат гарнизона и напоминавшем комету, предвещавшую чуму.
— Ну? — подбодрил полковник Хауард. — Говори! Облегчи душу!
Надзиратель указал вперед. Они приближались к круглой и приземистой средней башне с тяжелой решетчатой дверью, выходящей на дорожку для часовых.
— Сэр Ник Фентон, Дьявол в бархате, — хрипло произнес тюремщик, — заперт там уже две недели. Когда его сюда доставили, он показался мне стариком.
— Мне тоже, — задумчиво подтвердил полковник.
— Да, но две недели хорошей пищи и вина сделали свое дело! Он окреп, набрал вес и бродит, как леопард в зверинце! А вид у него такой, словно…
Полковник Хауард, почти забыв о собеседнике, кивнул, как будто отвечая своим мыслям.
— Словно он прошел через нечто ужасное, — пробормотал заместитель коменданта. — Через пламя и грязь, как тот итальянец из Флоренции122, и хотя снова стал самим собой, но по-прежнему видит перед глазами этот ужас…
Надзиратель в который раз был озадачен речью этого англичанина с лицом испанца. Страж был вооружен только коротким протазаном, в народе ошибочно именуемым алебардой, и стучал его древком по камням.
122
Имеется в виду Данте Алигьери (1265 — 1321) — великий итальянский поэт, описавший в первой части» Божественной комедии» путешествие в ад.