Даже Гейер в глубине души не расставался с надеждой на то, что в этом случае Холмс не врал и что поступил с ребенком именно так, как говорил клерку в Индианаполисе.
«Так был ли он [Говард] помещен в какое-либо детское учреждение, о чем Холмс намекал в разговоре, или был спрятан в каком-то неизвестном и недостижимом месте? Был он жив или мертв? Я был озадачен и буквально пребывал в замешательстве, а поэтому действовал на ощупь, как будто находился в полной темноте».
Живой труп
В Филадельфии утром 16 июля 1895 года – в тот день, когда о находках детектива Гейера в Торонто напечатали все национальные газеты, – из канцелярии окружного прокурора по телефону было передано срочное приказание начальнику тюрьмы «Мойаменсинг» ни под каким видом не давать заключенному Холмсу утренние газеты. Приказ подписал заместитель окружного прокурора Томас В. Барлоу. Он рассчитывал удивить Холмса этой новостью, надеясь, что она подействует на того настолько сильно, что он, осознав ситуацию, расскажет обо всех своих делах.
Приказ Барлоу пришел в тюрьму слишком поздно. Охранник, посланный перехватить утренние газеты, нашел Холмса сидящим за столом и читающим газету – при этом он был настолько спокоен, будто читал прогноз погоды.
В своих мемуарах Холмс утверждал, что эта новость действительно повергла его в состояние шока. Он писал, что газеты ему принесли, как обычно, в восемь тридцать утра, «и еще не успев раскрыть до конца первую страницу, я увидел огромный заголовок, объявляющий об обнаружении трупов в Торонто. На какой-то момент я не поверил, что такое возможно; я даже был склонен предположить, что это обычная газетная утка, какие часто появлялись на ранних этапах расследования этого дела…». Но вдруг, писал он, ему стало понятно, что произошло в действительности. Минни Вильямс убила их или заказала кому-то это двойное убийство. Холмс знал, что у нее был знакомый с сомнительной репутацией по кличке Резак. Первой его мыслью было то, что это убийство замыслила Минни Вильямс, а выполнил его Резак. Все это было настолько ужасным, что попросту не укладывалось у него в голове. «Я оставил попытки дочитать статью до конца, поскольку перед моими глазами стояли два маленьких личика, которые я видел в тот момент, когда в спешке уходил от них; я чувствовал на губах робкие невинные детские поцелуи, и в моих ушах снова звучали искренние слова прощания – и тут я осознал, что на меня свалилось еще одно бремя, которое уйдет со мной в могилу… Я думаю, что на этот раз я наверняка лишился бы чувств, если бы мне не приказали срочно приготовиться к тому, чтобы ехать в офис окружного прокурора».
То утро было жарким. Холмса везли по Брод-стрит на север, к зданию мэрии. Воздух, которым он дышал, казалось, был липким, как конфета ириска. В офисе окружного прокурора его допросил Барлоу. Газета «Филадельфия паблик леджер» писала, «что гениальная способность Холмса выкручиваться из любого положения внезапно пропала. Два часа он просидел под градом сыпавшихся на него вопросов, не проронив ни слова. Его никак нельзя было назвать испуганным, но положение, в котором он оказался, явно не сулило ему ничего хорошего».
Сам Холмс писал об этом так: «Я был не в состоянии сносить его обвинения и не мог ответить на большинство его вопросов». Он сказал Барлоу, что мисс Вильямс и ее подельник Резак, по всей вероятности, убили также и Говарда.
Холмса перевезли обратно в тюрьму «Мойаменсинг». Он начал усердно искать издателя своих мемуаров, надеясь быстро подготовить их для печати и с их помощью настроить общественное мнение в свою пользу. Если сейчас он не может напрямую и непосредственно применить свою силу убеждения, то, по крайней мере, попытается сделать это косвенным образом. Он заключил сделку с журналистом по имени Джон Кинг, взявшимся за издание книги и распространение ее на рынке.
В письме к Кингу он писал: «Я считаю, что вы должны получить от «Нью-Йорк гералд» и «Филадельфия пресс» все имеющиеся у них публикации и снова пустить в печать те из них, которые сочтем полезными для нашего дела». Особый интерес он проявлял к фотографии, помещенной в «Гералд», где был с бородой. Ему также хотелось заполучить «мои собственноручные подписи обоими именами (Холмс и Маджетт), выгравировать их и, обработав гальванически, поместить их оттиски под этим портретом». Он хотел сделать все это как можно быстрее, чтобы к тому времени, когда рукопись будет готова, все составляющие книги были бы под рукой и готовы для издания.