Но она знала, что со смертью Джона дверь в блистательное королевство тихо, но плотно закрылась. «Останься Джон в живых, – сказала она Бернэму, – все было бы иначе. Рядом с ним я была бы его женой и матерью его детей, существуя параллельно с волнующими стимулами его жизни. И это было бы интересно!»
Патрик Юджин Джозеф Прендергаст предстал перед судом в 1893 году. Обвинителем был адвокат по уголовным делам, нанятый государством для этого процесса.
Имя его было Элфред С. Труд.
Адвокаты Прендергаста пытались доказать его невменяемость, но присяжные, разозленные и опечаленные граждане Чикаго придерживались иного мнения. Одной важной уликой, поддерживающей версию обвинения о том, что с психикой у Прендергаста все нормально, было то, что Прендергаст сохранил пустым гнездо револьверного барабана, расположенное напротив бойка, когда нес револьвер в кармане. В 2 часа 28 минут пополудни 29 декабря, после совещания, продлившегося один час и три минуты, присяжные признали его виновным. Судья вынес ему смертный приговор. На протяжении всего судебного разбирательства и последующей апелляции он продолжал посылать Труду почтовые открытки. 21 февраля 1894 года он писал: «Никто не может быть предан смерти, независимо от того, кем он является; если этот принцип может быть нарушен, это оказывает деморализующее влияние на общество, толкая его на путь варварства».
Кларенс Дэрроу принял участие в процессе и при новом рассмотрении добился для Прендергаста проведения дознания, ориентированного на человека с нормальной психикой. Из этого тоже ничего не получилось, и Прендергаст был казнен. Дэрроу назвал его «несчастным слабоумным придурком». Эта казнь еще больше ожесточила Дэрроу, бывшего давним противником применения смертной казни. «Мне жаль всех отцов и всех матерей, – сказал она по прошествии многих лет, выступая на процессе в защиту Натана Леопольда и Ричарда Леба [235], обвиненных в убийстве чикагского мальчика, совершенного ради острых ощущений. – Мать, которая смотрит в голубые глаза своего новорожденного младенца, не может не задуматься над концом этого ребенка – достигнет ли он самых великих свершений, которые она может представить себе, или он, возможно, встретит свою смерть на эшафоте».
Леопольд и Леб прославились на весь мир тем, что исполосовали свою жертву до неузнаваемости для того, чтобы затруднить ее опознание. Они сбросили часть предметов его одежды в лагуны Джексон-парка, спроектированные Олмстедом.
Через несколько лет после начала нового века в нью-йоркской «Уолдорф-Астории» несколько десятков молодых людей в вечерних костюмах собрались вокруг гигантского пирога. Венчающие пирог взбитые сливки вдруг пришли в движение. Из них появилась женщина. Выглядела она потрясающе: темноволосая, с оливковой кожей. Ее звали Фарида Мазхар. Мужчины были слишком молодыми, чтобы помнить ее – она исполняла танец живота на величайшей выставке в истории.
Что они заметили, так это то, что перед ними она предстала совершенно обнаженной.
Холмс
Осенью 1895 года Холмс предстал перед судом в Филадельфии по обвинению в убийстве Бенджамина Ф. Питзела. Окружной прокурор Джордж Грэхем привлек в Филадельфию тридцать пять свидетелей из Цинциннати, Индианаполиса, Ирвингтона, Детройта, Торонто, Бостона, Берлингтона и Форт-Уэрта, но они так и не были вызваны для дачи показаний. Судья постановил, что Грэхем может представить только доказательства, непосредственно связанные с убийством Питзела, и таким образом оставил за пределами исторически интересного отчета по делу толстый слой подробностей убийств, совершенных доктором Германом В. Маджеттом, действовавшим под псевдонимом Холмс.
Грэхем также доставил в зал судебных заседаний бородавку, извлеченную Холмсом из трупа Бенджамина Питзела, и деревянный ящик с его черепом. По делу имелось множество ужасающих показаний со ссылками на разложение телесных субстанций и последствия воздействия хлороформа. «Была отмечена красная жидкость, истекающая из его рта, – свидетельствовал доктор Уильям Скотт, фармацевт, присутствовавший вместе с полицией в доме, где было найдено тело Питзела, – и любое, даже слабое давление на живот или грудную клетку могли вызвать более быстрое и обильное истечение этой жидкости…»
После одного особенно ужасающего показания доктора Скотта Холмс встал и сказал: «Я хотел бы попросить суд прервать дальнейшее рассмотрение дела на период времени, достаточный для обеда».
235