Средние века — эпоха зрелости Сатаны. Вместе с готической стрелкой, папским авторитетом, схоластикой, аскетизмом, феодальным духом растет в христианстве и его угрюмый и причудливый миф. Когда они приходят в упадок, склоняется к упадку и он. Сатана сын печали, тайны, тени греха, страдания и ужаса и, конечно, дозреть в могущественную величину мог он только в религии ужаса, которою хотел быть и был католицизм XIII века, отрицатель жизнерадостности, прямого взгляда на вещи, света, веселости и наслаждения; враг природы, потому что она полна чудес и чудовищ, потому что в ней телесный мир непримиримо противится воле мира духовного; враг жизни, потому что она полна поводами к греху и опасности погубить душу; трусливый раб смерти, открывающий врата в спорную бездну вечности. Мечты и бреды смущают умы. Отшельник, проведя многие часы в молитве, на коленях выходит, еще в экстазе, из кельи и видит: в воздухе несутся ужасные полчища дьяволов в образе апокалипсических чудовищ. Они освещаются пламенными знамениями небесными, светила меняют свой вид и обливаются кровью, — печальные предвестия грядущих бедствий. Во время эпидемий, косивших людей, как траву, видят в воздухе стрелы и дротики, бросаемые незримыми руками, со свистом поражающие жертву и затем исчезающие[3]. И то и дело проходит по перепуганному миру грозное предчувствие близкого конца света, проносятся слухи, что Антихрист уже народился, и не сегодня–завтра наступит страшная катастрофа, предреченная в Апокалипсисе.
Сатана растет в унылой тени огромных соборов, за массивными колоннами, за решетками хора; растет в тиши монастырей, оцепенелых в созерцании смерти; в зубчатом замке, где тайные угрызения совести гложут душу сурового барона, в тайной лаборатории, где алхимик делает опыты превращения металлов, в глухом лесу, где колдун творит свои волшебные заклинания, на ниве, в которую измученный раб сеет хлеб на барщине беспощадного господина. Сатана, в условиях этого века, становится всемогущим и вездесущим. Множества людей постоянно видит его, беседует с ним, вступает в переговоры и договоры.
3
Это поверье нашло себе замечательно точное, подробное и яркое выражение в нашей Несторовой летописи, под 1092 годом, по Лаврентьевскому списку: «Предивно бысть Полотьске: в мечте мы бываше, в нощи тутьян станяше по улици, яко человеци ришюще беси; аще кто вылезяше из хоромины, хотя видети, абье уязвлен будуяше, невидимо от бесов язвою, и с того умираху, и не смяху излазити из хором. Посем же начаша в дне являтися на коних, и небе их видети самех, но коль их видети копыта, и тако уезвляху люди полотьскыя и его область; тем и человеци глаголаху: яко навье (мертвецы) бьют полочаны ".