В «Видении Тнугдала»[38] (XII век) Князь демонов, осужденный вечно жариться на раскаленной решетке, имеет, подобно Бриарею[39], сто рук. Таким же сторуким и стоногим видела Сатану в XIV веке св. Бригитта[40]. Иногда, впрочем, воображают дьявола карликом, в чем А. Граф видит влияние германской мифологии.
Данте дал Люциферу три лица, подражая подобным же средневековым изображениям в виде человека с тремя лицами Троицы небесной: как обезьяна божества и вечный контраст его, Сатана должен был, конечно, изобрести свою собственную дьявольскую черную троицу, пародируя ипостаси и отражая благодать их в карикатуру. Люцифер с тремя лицами изображался много раз в скульптуре, в живописи на стекле, в миниатюрах на манускриптах, с головою, то украшенной венцом, то обезображенной рогами, а в руках — скипетр, иногда меч, а то и два меча. Такое тринитарное изображение Сатаны гораздо старше и Данте, и Джотто, который дал ему место в одной своей фреске: Сатану писали так уже в XI веке. Более того, еще в апокрифическом евангелии от Никодима, памятнике VI века, упоминается «трехглавый» Вельзевул.
По мере того как в народах рос внутренний страх к дьяволу, все страшнее воображалась и его наружность. Понятно, что результаты воображения варьировались — сообразно верованиям той или другой местности и субъективно-художественному темпераменту воображавшего. Самый обычный и частый образ Сатаны — высокий изможденный человек, с лицом черным, как сажа, или мертвенно-бледным, необыкновенно худой, с горящими глазами навыкате, всею мрачною фигурою своею внушающий ужасное впечатление призрака. Таким не раз описывает его в XII веке цистерцианский монах Цезарий из Гейстербаха[41], таким же и в веке XIX вывел его Гофман в гениальном своем романе «Чертов эликсир».
Другой вид его, бесконечно воспроизведенный искусствами, — это черный ангел.
рекомендуется черный ангел-Сатана в «Дон Жуане» гр. А. К. Толстого[42]. Этот художественный тип Сатаны варьируется с бесконечною растяжимостью, начиная с того сверхъестественного безобразия, в котором нашел Данте в восьмом кругу «Ада» беса, мучителя корыстолюбцев:
Лицо у такого черного ангела обгорелое и безобразное, тело сухое и волосатое, крылья — как у летучей мыши, на голове рога — и хорошо, если только пара, а то и больше, нос крючком, длинные острые уши. Для совершенной красоты усердствующие придавали бесу еще свиные клыки, когти на руках и ногах, хвост с змеиным жалом или стрелою на конце. Страшные морды, подобные фантастическим маскам на фонтанах, разевали пасти на коленях, локтях, груди, брюхе и, в особенности, на заду; половой орган принимал громадные размеры и безобразно изощренные формы, напоминая бесстыдные карикатуры античного художества. Ноги иногда козлиные, на память о сатирах языческой древности, либо одна человеческая, другая лошадиная; ступни то вооружены ястребиными когтями, то как гусиные лапы. Этот европейский черт с рогами и с хвостом получил распространение гораздо более широкое, чем даже, казалось бы, позволяло непосредственное европейское влияние. Так, в некоторых первобытных племенах, при первом с ними знакомстве, европейцы, к удивлению своему, открывали злого духа, живущего в подземных странах и причиняющего все бедствия, от которых страдают люди, в виде хорошо знакомого им на собственной родине рогатого и хвостатого существа, хотя между туземными животными не встречалось ни одного рогатого (Тейлор — о духе Варругура). Очевидно, черт зашел сюда издалека и понравился населению по слухам. Вообще понятия о дьяволе появились у многих диких народов только с прибытием европейцев и началом христианского миссионерства. Если последнее не обращало эти дикие племена в христианство, то своими отголосками, молвою и перетолками своих заповедей создало, в смешении с местным первобытным культом, нечто вроде новой религии, обыкновенно резко дуалистического типа. Так, один миссионер XVIII века сообщает следующие интересные данные о племени ирокезов: «Они, по-видимому, не имели понятия о дьяволе как Князе тьмы до прибытия европейцев в их страну. Теперь они считают его могущественным духом, не способным делать добро, и потому называют его Злым. Они держатся теперь веры в два существа, одно бесконечно доброе, другое — бесконечно злое. Первому они приписывают все хорошее, а второму — все дурное. Около тридцати лет тому назад в религиозных понятиях индейцев произошли большие изменения. Некоторые из их собственных проповедников стали уверять, что получили откровение свыше, были на небе и беседовали с Богом. Они рассказывали различно о своих похождениях во время этих странствий, но все сходились на том, что путь на небо сопряжен с большими опасностями, потому что дорога проходит около самых ворот ада. Там дьявол лежит в засаде и ловит всякого, направлявшего свой путь к Богу. Те, которым удалось счастливо пробраться мимо этого опасного места, пришли сначала к Божьему Сыну, а через него к самому Богу, от которого будто бы получили повеление указывать индейцам путь к достижению неба». От этих проповедников индейцы узнали, что небо есть жилище Бога, а ад — жилище дьявола. Намек на такую первобытную, соседнюю с христианством мифологическую религию дан в рассказе Лескова «На краю света» из уст остяка, убегающего от миссионеров, чтобы его не могли окрестить… А нечто совсем подобное — о хвостатом, рогатом и черном дьяволе, созданном первобытными язычниками по слухам из проникших к ним христианских сказаний, — содержит, и в очень любопытной форме, наш летописный рассказ под 1070 годом. «Случилось одному новгородцу приехать в Чудь, и пришел он к волшебнику, желая, чтобы он ему погадал; тот, по своему обычаю, начал призывать бесов в свою хижину. Новгородец сидел на пороге, а волшебник лежал как бы в оцепенении… Встал волшебник, сказал новгородцу: «Боги не смеют прийти, на тебе что-то есть, чего они боятся». Тот вспомнил, что на нем есть крест, отошел в сторону и поставил крест вне избы. Волшебник стал снова призывать бесов, а те, натешившись им, сказали, зачем пришел новгородец. Потом новгородец начал спрашивать его: «Почему бесы боятся креста, который мы носим на себе?» Тот отвечал: «То знамение небесного Бога, и его боятся наши боги». Новгородец спросил: «А каковы боги ваши, где они живут?» Тот отвечал: «В безднах, а видом они черные, с крыльями и хвостами, восходят к небу послушать ваших богов. Ваши — это ангелы на небе. Если кто умрет из ваших людей, то его уносят на небо; а если кто умирает из наших, то его относят к нашим богам в бездну».
К числу физических недостатков дьявола надо отнести, что он хромой — вследствие своего падения с неба. В этом случае на него перенесена примета древнего арийского мифа о хромом огненном божестве. Хром эллинский Гефест — и по той же причине: раздраженный Зевс схватил его за ногу и стремительно низвергнул с высокого Олимпа на землю. Хром скандинавский Локи. Хромота черта — общеевропейское поверье, сохраняющееся даже на высоких культурных высотах. «Was hinkt der Kerl auf einem Fuss?» («С чего этот малый припадает на одну ногу?») — восклицает в Гётевом «Фаусте» Зибель, глядя на Мефистофеля.
Некоторые утверждали, будто у дьявола телесна только внешность, а внутри он пустой, вроде дерева, изъеденного дуплом. Св. Фурсей[44] видел однажды толпу дьяволов с головами, подобными медным котлам на длиннейших шеях. Дьяволы в видениях св. Гутлака[45] имели огромные головы, длинные шеи, лица тощие и отвратительные, бороду, колючие уши, свирепо наморщенные лбы, зверские глаза, лошадиные зубы и гривы, огромные рты, высокую грудь, волосатые руки, узловатые колени, кривые ноги, толстые пятки, вывернутые ступни; говорили они крикливыми и хриплыми голосами и с каждым словом изрыгали пламя изо рта. Эту способность имели все отверстия на дьявольском теле. Если дьяволы св. Фурсея немного смахивали на котлы или кубы для кипячения воды, то еще более хозяйственно устроенного дьявола видела однажды св. Бригитта[46]: голова его была подобна раздувалу, снабженному длинным дулом, руки были как змеи (веревки), ноги как педаль, а вместо ступни — крючки. Нельзя не сознаться, что это дьявольское видение, превратившее в Сатану невинные кузнечные или кухонные мехи, как нельзя более напоминает галлюцинацию Ивана Солдата в известном русскому читателю «Тише воды, ниже травы» Глеба Успенского[47]: «Однажды Иван валялся пьяный около корыта, где мок в овсянке овчинный рукав; этот рукав целую ночь ругал его: «Камбала!» — очевидно, намекая на его кривой глаз».
40
Бригитта Шведская (Биргитта; 1303–1373) — католическая святая, основательница ордена бригиттинок.
41
Цезарий Гейстербахский (ок. 1180 — ок. 1240) — цистерианец, приор монастыря в Гейстербахе, богослов, писатель.
42
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — русский писатель, поэт и драматург, переводчик, сатирик. Член-корреспондент Санкт-Петербургской АН.
43
Амфитеатров приводит отрывки из «Божественной комедии» Данте на языке оригинала. В настоящем издании используется перевод М. Л. Лозинского.
45
Гутлак Кроуландский (667 или 673–714) — монах, один из первых святых, вышедших из среды англосаксов.
46
Бригитта Ирландская (451 или 453–523) — католическая и православная святая, покровительница Ирландии.
47
Глеб Иванович Успенский (1843–1902) — русский писатель, был близок к народническому движению.