— Вы выбрали не того человека.
Я вновь прислонилась виском к опущенному на четверть стеклу. Свежий калифорнийский воздух приятно касался лица, путаясь в волосах. По мере изменения освещенности автомагистрали звезд становилось меньше, они переставали напоминать сказочные брызги, и становились похожими скорее на мелкие осколки хрусталя, забившиеся в выбоины в швах между плиткой или паркетными досками.
Часы на приборной панели показывали первый час ночи.
Я подумала о матери — любящей и беспечной, решившей заняться духовным саморазвитием, но не исключая из своей жизни просмотр ток-шоу. Обычно в час ночи она еще не спала и почти кошачьим шагом перемещалась из комнаты в ванную, нанося подушечками пальцев жирный крем. Осталась ли она в Лос-Анджелесе? Что она чувствует теперь? Уехал ли Джейк от нее к отцу или сбежал в Даллас? Что можно чувствовать, когда хоронишь своего ребенка?
Большой указатель зеленого цвета уведомил, что Лос-Анджелес остался далеко за спиной и следует совершить приличный круг, чтобы вернуться в город ангелов, заселенный демонами.
Я тяжело вздохнула и попыталась не расплакаться, как идиотка, когда вновь подумала о прошлой жизни. Океан, горячий песок под ногами, соленый воздух, толпища туристов, катание на роликовых коньках.
Продан ли особняк на Берро Драйв?
В Аризоне я снова оказалась только проездом. Вечно шумный наравне с Луизианой штат Аризона только пробуждался ото сна и заливал в себя кофеин — некоторые светофоры еще не работали, и тишину разрывал шум поливо-моечных машин.
Уснуть было невозможно. Нарастающее чувство беспокойства душило и стоило прикрыть глаза, как в памяти всплывали копыта дьявола из сна.
Синее безоблачное небо Нью-Мексико и Гранд-Каньон напомнили, что мы с семьей так и не съездили сюда в весенние каникулы. В первый раз я устроила показную истерику-напоминание, что меня укачивает в дороге (ложь), во второй раз брат слег с температурой, и вместо поездки мы играли в ерунду вроде «Монополии» и «Скрэббл».
В туалете на ближайшей автозаправке я прорыдала около десяти минут, зажав рот кулаком, и подавляла всхлипы после, надеясь, что их заглушит рев автомобилей. Дважды или трижды Джон Генри любезно поинтересовался моим самочувствием, но без предложений остановиться в ближайшем мотеле на пару часов, чтобы перевести дыхание или ,напротив, наплакаться вдоволь.
Следующая стоянка была в крутом местечке под названием Вадо Драйв. Джон Генри решил снять наличку и бросил автомобиль на ближайшей автомойке, будто бы не знал, что мыть машину, а после ехать по засушенным дорогам — верх идиотизма.
Солнце нещадно палило, обжигая сквозь одежду. Ни тонировка, ни очки с затемненными стеклами (пусть и за доллар) не спасали. Меньше чем в трехста футах располагалась обширная стоянка для грузовых автомобилей и автозаправка с дешевым топливом. Я и со своего места прекрасно видела, как парочка тучных водителей обмахивались картой местности, периодически присасываясь к бутылке холодного пива.
— Вы понимаете, что такое спуститься в ад? - следующий вопрос соответствовал окружающей обстановке.
Вернуться в ад. Спуститься в ад. Путешествие между двумя мирами.
Просто проговорите это вслух. Звучит как бред сумасшедшего, галлюцинации наркомана, кислотные флешбеки. Как можно спуститься в ад, просто прочитав пару предложений на латыни? Это же не подземная парковка торгового центра и не какой-то лифт, несущийся вниз до самой преисподней. Я не понимаю этого и как обычный человек не принимаю того, что не в силах объяснить.
Все, что меня отличает от людей из средневековья — я не хватаюсь за вилы и факелы.
Descensum.
— Спуск в загробный мир для способных не составит труда, но легко приведет к смерти, если не найти путь назад. Те, кто проваливает испытания, остаются там навсегда и, поверь, никто по своей воле не захочет повторять это снова и снова, а Майкл… - он замолчал, давая почву для размышлений о том, какую силу необходимо приложить, чтобы выбраться на свет. — Представь, что ты спустилась в ад, - (Я уже там побывала), — Спустись ты туда, то смогла бы спасти кого-то. Кого?
Ответ не заставляет себя долго ждать. Если мне было бы суждено кого-то спасти, то это всегда будет мой брат. Джейк, конечно, редкостная задница, но спокойно существовать в мире, где он мертв — выше моих сил.
Первое, что я хотела спросить, - к чему эти глупые рассуждения, но буквально услышала еще не произнесенный вслух ответ Джона Генри: «А Майкл решил вытащить тебя».
— Вы же не так беспросветно глупы, как хотите показаться, - с отвращением произнес он. — Или сантименты или что-то другое ему от вас нужно, а поскольку вы не обладаете никакими способностями кроме написания бесполезных статей, думаю нужно склоняться к первому варианту.
— В чем вы его подозреваете?
Я снова вспомнила разговор с Майклом. Он тоже не особо доверял своему преподавателю, то ли из личной неприязни, то ли видя в нем угрозу свержения «нынешней парадигмы» (бог мой, что выдумал).
— Тьму невозможно обуздать, и точка, - отрезал Джон Генри.
Большего из него вытянуть не удалось.
«Ты считаешь меня чудовищем?» — Гораздо легче внушить страх.
Я смогла задремать ровно на двадцать минут, и это больше напоминало провал в памяти, чем сон.
К четырем вечера автомобиль свернул на дорогу I-10 штата Техас. При виде знакомых пустырей и кучевых облаков на сизо-голубом небе что-то внутри оборвалось, оголяя зияющую дыру, которую никогда не удастся затянуть. Я хотела уснуть и проспать все, чтобы на развилке через Хьюстон не увидеть указатель на родное сладкое королевство и не выбежать из машины по знакомой дороге, не броситься на коленях к порогу родного дома, не обнять стариков.
Мы поменялись местами с Джоном Генри, пролетая указатель один за другим, не сбавляя скорости, точно нас никто не остановит за быструю езду. Я водила крайне плохо — получила права в шестнадцать перед отъездом из Луизианы, но за руль редко садилась; теперь выхода не было. Сцепив пальцы на руле, я попросту уставилась вперед, выбирая одну точку для концентрации — автомобильные номера Техаса, прицеп грузовика, серый кусок дороги, выбоина, новый знак, «Макдональдс», заброшенная бензоколонка с заколоченными дверьми.
Большой зеленый знак с белыми печатными буквами «Добро Пожаловать В Луизиану» с неправдоподобным проржавевшим пеликаном. Кто-то его испортил, оставив внизу подпись «Я люблю Люка» и приклеив несколько наклеек с печатью штата — одним из государственных символов.
Я вновь уступила водительское место, и остаток дороги до Нового Орлеана провела сгорбившись, опустив голову вниз, точно навстречу мог пронестись автомобиль кого-нибудь из знакомых. Возвращаться мертвецом в город, где тебя знают — безумие, но податься без документов и денег некуда. К горлу вновь подступила желчь с привкусом наваристого бульона и выпитого пару часов назад американо из придорожного кафе, по вкусу напоминавшего землю, пропущенную через мусорный пакет.
Домой возврата нет.
Последняя остановка перед конечной точкой — заказник Морепас Суомп (пару раз мы ездили туда с классом). Джон Генри закурил, несмотря на запрет, и потянулся к свернутому на заднем сидении пакету из «Макдональдс». В нем покоились остатки салата и немного кофе на дне бумажного стаканчика.
— Вы уже осознали? - серьезно спросил он, ковыряя пластмассовой вилкой листья салата, освобождая место для столбика пепла. Освещение в автомобиле было выключено, и равнодушное выражение его лица я могла разглядеть только благодаря огоньку сигареты. — Мне вас жаль, правда, жаль.
Отвечать было незачем.
Больше тридцати часов без сна сказывались хуже, чем просто отрицательно, но я отчаянно боролась, точно в этом был какой-то смысл. Сколько бы я не прободрствовала, картина мира останется неизменной.
Знакомые улицы Нового Орлеана, полчаса до дома, час десять до кампуса, веселящиеся подростки, обнимающиеся у каждого фонаря, сгорая в его сырно-желтом свете; на углу виднеется глиняная табличка ручной работы с кривоватой надписью: «Катрин, вечеринка уже в самом разгаре!». У местных всегда было хорошо с чувством юмора.