Мне нравилось слушать о прошлом академии — об этом нигде не прочесть, а продолжай я написание статьи, то этому материалу не было бы цены. Сколько лет люди жили в обмане насчет этого помпезного здания, стекались под проклятые стены во время гражданской войны, когда академию превратили в военный госпиталь. В минуты поглощения новой информации псевдообразовательного характера с тысячей пометок на линованных листах я забывала, что жизнь не сломана, и воображала себя Ланой Уинтерс, томящейся под крышей Брайрклифф.
Девушка с длинными русыми волосами, кажется, Зои говорит, что раньше было хуже. Раньше — не пару десятилетий назад, а года два назад, когда студенток можно было пересчитать по пальцам одной руки, и она входила в эту пятерку, превратившуюся в двойку.
Получение теории, которая в жизни мне мало пригодится, конечно, угнетало (я утешала себя тем, что перечень университетских предметов тоже не играет ключевой роли), но практическая часть, напоминающая лабораторные работы по химии — а уж с них меня сдувало ветром, проходила как оглашение приговора. Не скрою, я с немым восхищением наблюдала как девушки силой мысли (или как оно работает?) перекрашивали противящиеся переменам розы, но сама бы не стала заниматься подобной чушью.
В моем понимании «прорицание» — сцена из «Гарри Поттера». Гадание по чаинкам, кофейной гуще и задумчивое вглядывание в хрустальный шар.
Перчатки из выделанной кожи крокодила Миртл Сноу приковывали взгляд куда больше происходящего фарса. Она энергично встряхнула небольшой стаканчик, похожий на термо кружку или походный стакан из нержавейки, и высыпала содержимое на стол. Галька больше напоминала камешки для аквариума с рыбками.
Я была до последнего уверена, что сейчас кто-нибудь из девушек покажет чудеса магии в действии, но Миртл кивнула мне и перевела взгляд на разноцветные камешки. Что ж, в эту игру можно играть вдвоем или всем шабашем.
— Определи по гальке, где находится собственность Мими ДеЛонгпре.
— А покажите, как пишется? — я нервно хмыкнула под выжидающими взглядами девушек.
Что нужно делать? Силой мысли воздействовать на гальку, чтобы получить ответы? Окей, я смотрела все эти сверхъестественные шоу пиздаболов. Они только и делают, что размахивают руками, бормоча тарабарщину под нос, и закатывают глаза.
Вытянув руки перед собой, я поводила над галькой пару секунд, разве что глаза не закатила, а после пожала плечами мол, ну какая из меня провидица!
Как сказала Сара Гуд уже с петлей на шее: «Я не бо́льшая ведьма, чем ты — колдун». Эта фраза мне особенно приглянулась при изучении охоты на ведьм Салема, хоть она совершенно не вписывалась в контекст.
— Это делается не так, — грудным голосом заговорил еще один подарок Майкла, возвращенная из ада ведьма — живая кукла Вуду. — Не размахивай ты…
«…не такая беспросветная идиотка, какой хочешь показаться».
Я покорно склонилась над рассыпанными камешками, выставив ладони, точно перед обогревателем — от гальки местами исходило тепло как в игре «горячо/холодно», — где-то ощущался жар, а где-то напротив.
Это произошло как с картами Таро, когда я выдавала сенсационные толкования, начитавшись самоучителей, но в этом случае ответ пришел будто сам собой, под руководством лишь логики и интуиции.«Шкатулка на книжном стеллаже, третья полка у «Молота Ведьм» на языке оригинала одного из первых изданий».
Куини — вот как зовут ведьму-куклу вуду, — засеменила к указанному месту. Всякий раз при виде нее меня посещают мысли об одышке, что, конечно, плохо и неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. Она возвращается без шкатулки в руках. Теперь я точно вправе процитировать Сару Гуд!
Прежде чем я успеваю раскрыть рот, на стол подле галек опускается побрякушка в виде цветка, усыпанная фианитами. Думаю, ее одной достаточно, чтобы пойти на дно камнем.
— Антикварная брошь, подаренная в ночь Священного принятия, — голос Корделии за спиной заставил вздрогнуть. — Это же было и на моем прохождении «Семи чудес».
— Я подразумевала шкатулку, а не то, что внутри нее. Давайте еще раз.
— Определи, где спрятана вещь, позабытая Мэдисон Монтгомери, что сейчас не может присутствовать с нами.
Я понятия не имела кто такая Мэдисон Монтгомери — ее имя произнесли с особым раздражением и нескрываемой иронией. Когда я подняла руки над галькой, ощущения были такими же, как и в прошлый раз: галька сама указывает путь, как полярная звезда. Что могла бы оставить Мэдисон? Что-то маленькое и легко теряемое.
Левое крыло, первая прикроватная тумбочка от стены, на полу.
Куини принесла одноразовую черную зажигалку «Bic» со сломанным колесиком. У моего брата такая же желтая, но надпись практически стерлась.
— Я не ведьма, — желание цитировать превратилось в невнятное мяуканье. — Просто повезло. Вы бы не стали прятать что-то большое, а мелочевка разбросана по всему дому. Еще раз.
В третий раз меня просят найти вещь, принадлежавшую одной из бывших Верховных — Энн Ли Лейтон. Южное крыло, ваза, вроде той, с зелеными гнойными яблоками на кофейном столике у стены. Но я произношу:
— Перед входом в оранжерею, южное крыло, — Куини ожидаемо возвратилась ни с чем, — ну вот, череда везения прошла. Мисс Гуд, я же вам говорила, что это интуиция, всплески логики или интуиции.
Корделия мне не поверила. Я бы на ее месте тоже.
Через неделю возвратилась Мэдисон Монтгомери и очередной преподаватель Готорна, отправившийся на поиск ответов. Джон Генри уехал до того, как я закончила разыгрывать сонное королевство, а потому точная цель его визита оставалась для меня неясной.
В ночь возвращения Мэдисон я страдала бессонницей. Тело так и звенело от бодрости, пока морально мне хотелось взвыть. Я решила, что лучшим решением будет принять душ. Я боялась думать о том, какой счет за воду придет по этому адресу — ежедневно я проводила там не меньше двадцати минут. После трех неудачных попыток утопиться в ванне я стала принимать только душ, но стоять во весь рост мне не нравится. Около пяти минут я регулировала воду, сидя на коленях и массируя виски руками, позволяя горячим каплям разбиваться о голову и стекать ручейками вниз.
Белый прохладный фарфор, как и онемевшие конечности, не дает потеряться в размышлениях.
В академии особо не разгуляешься ни днем, ни ночью — обязательно кого-нибудь встретишь, придется разыгрывать приятное удивление и дружелюбие, а притворство утомляет. Но жизнь среди девушек напоминала чем-то недолгую университетскую жизнь. Там тоже было не погулять после отбоя, но слушать скрип чужих кроватей, повторение научного доклада или храп… нет уж, спасибо. До университета у меня не было острой нужды в уединении.
Звенящая тишина пугала и вместе с тем успокаивала. На втором этаже в северном крыле есть два больших кресла, одно из них я развернула ближе к гардине, за которой и нашла свое последнее убежище, скрываясь от любопытных глаз подобно Джейн Эйр. От чтения за день глаза начинали болеть и, несмотря на то, что одна из девушек дала добро на пользование ноутбуком, я оттягивала этот момент на день, два или еще неделю. Соблазн создать несколько новых аккаунтов в социальных сетях и отследить все, что осталось позади, слишком велик.
Перебирая в руке за неимением четок мелкую разноцветную гальку с прорицания, я часами напролет наблюдала, как колышутся раскидистые ветки платана, что рос во дворе, или за тем, как гаснет свет в окнах соседних домов.
Мэдисон ворвалась подобно урагану «Катрина» и ее спутник, выделяющий чуть ли не каждое слово голосом, вел себя ей под стать. Они твердили о какой-то «ебаной чертовщине» и «викторианской дыре», готовые перебудить весь дом, чтобы собрать совет и поделиться впечатлениями об увиденном.
Боже правый, это место никогда не засыпало! Я страдала бессонницей дома и просыпалась лишь бабушка, а в «Робишо» вместе со мной не могли сомкнуть глаз все. Послышался голос Корделии: встревоженный, тихий, но властный. Она явно ждала гостей-странников с не самыми лучшими известиями, как мать, отправившая сыновей на фронт. (Я снова подумала об испуганном прадеде с лезвием у сонной артерии).