— Не вертись. Опусти руки.
Я застыла, следя за тем, как низкорослая женщина медленно рассекает воздух вокруг меня радиометром. Каждое потрескивание счетчика Гейгера сбивало дыхание. Еще немного, и на лбу выступит испарина от напряжения.
— Чистая, — заключила она, выбив из меня вздох облегчения. Я пошатнулась назад, упираясь ладонями в прохладную зеркальную поверхность. — Убирайся. Остальные положите руки на стол и не двигайтесь.
Парализованная страхом, я не сдвинулась с места, наблюдая за тем, как трещит прибор вокруг остальных. Тишину и неприятный звук счетчика прервал монотонный рассказ о последствиях облучения от этой женщины. Как они узнали о всплеске радиации, если на стенах не было ни одного радиометра?
— А вот ты, — треск усилился у лилового рукава Галланта. — Заражен.
— Это ошибка! Я… я не трогал ничего! Ничего! Только в-в-вол-лосы Коко! Скажи им! Иви!
Его выдернули еще быстрее, чем меня. Вилка с кусочком желе катапультировалась вниз, пока нож оставался на своем месте.
Галлант брыкался, словно зверек, пойманный в силки, пытаясь избавиться от чужих рук. Ногой загреб вилку, а та отлетела к моим ногам. Я сделала шаг вперед, закрывая подолом платья столовый прибор. Голод еще не настолько силен, чтобы подъедать ошметки с пола, а вот острый предмет мне пригодится.
— Нет-нет, постойте! Верните его! — пожилая женщина, очевидно, Иви так и застыла с вытянутой рукой, будто просила милостыню.
Меня привел в чувство треск и крик Стю. Представление было коротким, его любовник успел только завопить, когда Венебл отдала указание отправить обоих в комнату для дезинфекции. Последнее, что я увидела - Стю смотрел мне в глаза, будто пытался донести что-то.
«Не правда. Не верь им, — его голос зазвенел в моей голове».
А я и не верила.
До следующего дня на третьей станции повисла знакомая тишина и напряжение, равное смогу, застилавшему теперь мир. Я снова ощутила себя на пятой станции, ковыряя вилкой капли воска на подсвечниках.
Завтрак заменили обедом. Галлант нервно потирал запястья, скрывая красные глаза за лиловыми стеклами солнцезащитных очков. Место, где раньше стоял стул Стю, пустовало. Я бы не решилась сесть рядом с Венебл и хныкающим любовником.
Коко что-то говорила о том, как люди сходят с ума в замкнутом пространстве, поглядывая в мою сторону. Сука. Я стиснула зубы, ощущая, как зудит голень. Вилку я пронесла с собой в плотном белом чулке. При удобном случае я воткну ее кому угодно в шею. Пусть знают.
— Сейчас мы переживаем сложные времена, учимся жить иначе, памятуя об альтернативе, но даже в самое темное время, — Венебл разошлась в оборотах. — Следует помнить о хорошем и светлом.
Она с изяществом подняла крышку супницы, появившейся позади. Помещение наполнил аромат свежеприготовленной еды, в воздухе появился пар от бульона.
— Bonne bouche. Наслаждайтесь.
Наваристый бульон занимал только четверть тарелки, остальное пришлось на долю тушеного мяса. Настоящего, не соевого.
Я повертела в руках ложку. Никогда не любила супы. Похлебка, которой я обедала в этих стенах три года назад, будто снова подкатила к горлу. Я сделала глоток воды, отодвигая от себя тарелку.
Отрывки лекций о хранении и питании на пятой станции невольно всплыли в памяти, переплетаясь с лживыми речами Вильгельмины о существовании каких-то «мы» и всеобщей трагедии. Одиночка не слабее, чем группа, особенно, если владеет оружием.
Парень, что сидел на углу на противоположной стороне, отрицательно покачал головой, когда наши взгляды встретились. Его тарелка осталась нетронутой, между дрожащих пальцев зажата ложка. Прикрыв другой рукой рот, он поглядывал на остальных, словно пытался пробудить у них каплю здравомыслия. Откуда, черт возьми, взяться свежему мясу в четырех стенах?
— Скажи мне, что это не похоже на палец, — прошептал горе-любовник, толкнув меня локтем. На палец кость не особо походила, но и на куриную кость не смахивала. Я жила вблизи ферм и мне известно, как выглядит куриная тушка внутри. — Господи! Это мясо — это Стю!
Наваристая жидкость всколыхнулась, оставляя жирные следы на керамических стенках пиалы.
Повеселился.
Комментарий к 14 - Human Nature
Глава вышла больше, чем предполагалось, но я не смогла найти “золотой середины”, чтобы разделить ее на две части. Постепенно, к сожалению, или, к счастью, выходим на финишную прямую.
Надеюсь, что успею закончить работу 31 декабря.
Отдельное спасибо за комментарии. Это всегда отдельная порция вдохновения. ❤️
========== 15 - Happily ever after ==========
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.
В музыкальной комнате непривычно тихо. Одна и та же песня продолжала играть снова и снова, но никто из присутствующих не обращал на это внимания. Каждый замер с фужером воды, изредка делая маленький глоток.
Коко периодически подносила ладонь ко рту, дышала и боялась, что от нее пахнет рвотой. До того как ее собачонка Мэллори подоспела, чтобы надавить двумя пальцами на язык, девчонка уже Вандербилт сделала это сама. Ловко, бесшумно и почти искусно. Кто-то, кажется, пробудил в себе старые привычки.
Чтобы отвлечься, я наблюдала за танцем пламени в камине, руководствуясь мыслью о том, что на огонь можно смотреть вечно. Помогало слабо. Глаза то и дело застилала пелена слез от осознания - я не могу спасти всех, кто мне так или иначе дорог.
Горе-любовник Андре сыпал проклятиями, с ненавистью поглядывая в мою сторону, свято убежденный в том, что я состою из гамма-лучей. Он считал нас каннибалами, а мне и не хотелось его в этом разубеждать. Одно допущение того, что человек был разделан, словно животное и подан на стол уже служит красочной демонстрацией того, куда мы в итоге скатились. Наш поезд стремительно несся в пропасть, и дело тут вовсе не в платьях, свечах и канделябрах. Шаг за шагом мы приближались к первобытному обществу, в котором каждый готов на все, чтобы забить пустоту в желудке.
— Стю был заражен. Зачем Венебл есть облученное мясо?
— Затем, что он не был заражен, а Венебл — конченая.
Изначально я не планировала вступать в беседу, но теперь, когда единственный мой собеседник был пущен на обед, возникла нужда сказать хоть кому-то правду, открыть глаза, поделиться знаниями из пятой станции. Человек слаб, пока он в неведении, пока не имеет должных аргументов для борьбы с противником. Но хотят ли они это слышать? Жить с чувством вины, если они еще могут его испытывать.
— Ее обязанность — сохранять наши жизни, — произнес наивный влюбленный дурачок.
Никто никому не клялся и не обещал спасение. Третья — не пятая станция, где, вероятно, Александра перерезала бы себе глотку, чтобы накормить нас, передав бразды правления кому-то еще. Мне хотелось сделать ее образ светлым.
— Ты что-то знаешь об этом? — Андре с силой встряхнул меня за плечи. Его лицо было слишком близко к моему, пугающе близко. Зрачки расширены, еще немного, и белки глаз нальются кровью, точно у быка. — Что ты знаешь об этом?!
Из его рта из-за истерики и криков летела слюна, а подбородок дрожал. Достаточно ли он рассержен, чтобы переключиться с плеч на горло? Надеюсь, что да.
— Немного. У нас на пятой станции, — как приятно говорить «у нас»!, — периодически разговаривали о хранении продуктов, безопасности, рисках. У нас не было кубиков, но были крупы, которые выдавались порционно, возможно, в них что-то добавляли, чтобы мы не подохли от одной каши. Они не хранили мясо, чтобы не тратить лишнюю электроэнергию на морозильные камеры.
— Конечно, — тот парень хлопнул ладонью по ноге. — Здесь нет генераторов, кругом одни свечи. У нас не могло быть замороженных продуктов.
Он в самом деле такой дурак или прикидывается? Мы все проходили обработку, здесь автоматические двери и лифт. Я порекомендовала ему задуматься на досуге о том, как устроено все, что нас окружает.
Разговор кончился ничем. Ужин нам не полагался после такого обеда, но я думаю, что Венебл и остальные, кто ходил в черном, подъели все подчистую. Когда кормили серых и кормили ли их с общего стола, нам не говорили. Та Серая ко мне больше не приходила, наверное, им уже внушили, что если водить дружбу со мной, можно плохо кончить.