Тигры пришли ко мне в полночь, когда я почти успокоилась и собиралась лечь спать. Без стука, не церемонясь. Первой вошла правая рука Вильгельмины во всех начинаниях, думаю, без нее та бы была менее бойкой и не купалась во вседозволенности; следом, опираясь на неизменную трость, вторглась сама главная, возомнившая себя лицом «Кооператива».
Я успела накинуть на телефон край пледа, но он все равно выделялся прямоугольником на постели; и поднялась с кровати, всматриваясь в их серьезные лица. Догадаться, чем я обязана такому визиту, не составило труда. Много говорю лишнего, а может, дело в воровстве вилки.
— Мисс Венебл, — я запоздало поздоровалась, хоть и не находила это уместным, но присутствие чужаков в четырех стенах действовало на нервы. Мне хотелось, чтобы они закончили со мной поскорее и оставили в покое. Или просто оставили.
Покой и уединение — непозволительная роскошь.
Она помолчала, а после выставила трость перед собой, будто переменяя центр тяжести. Я опустила взгляд на ее руки, обтянутые тонкой желтовато-болезненной кожей. Ногти одной длины и идеально подпилены. Большим пальцем она поглаживала вороний клюв на набалдашнике. Порядок, как известно, начинается с мелочей.
Длительное молчание — плохой знак. Возможно, ее что-то смутило в моем деле, например, документы, а точнее разные даты рождения. Фамилию и имя можно изменить, а убедить, что я не работала на какие-то службы, учитывая разные документы, уже сложнее.
— Мисс Рейзор, полагаю, между нами возникли некоторые разногласия, — вдруг произнесла Венебл ровным голосом. — Я считаю, что нам следует сразу же прояснить все, чтобы подобные инциденты не вошли в привычку.
Каннибализм — разногласие? Вранье сплошь и рядом — разногласие? Да, у нас очень много разногласий!
Я выдохнула и кивнула.
— Ты умная, — продолжила Венебл. — Запомнишь с одного раза. Смерть наступает не только от внешних или внутренних факторов, на которые мы не влияем. Тебя недавно отключили от таблеток и аппаратов, ты отличалась слабым здоровьем, и я не думаю, что хочешь перестать дышать, да?
Я опешила. Какое она имеет право запугивать меня? Почему бы «Кооперативу» не выдать каждому личные права и свободы, раз теперь корона перешла им в руки? Я бы чувствовала себя комфортнее, если бы знала сама и могла показать неосведомленным, что имею право делать, а что нет.
— Вы мне угрожаете?
— Я выражусь предельно ясно, чтобы избежать недопонимания. Не стой у меня на пути.
— Что скажет «Кооператив», если узнает о тирании, о том, что вы истребляете выживших одного за другим? Я жила на другой станции, мне есть с чем сравнить.
Венебл напряглась, вцепившись в набалдашник трости до побелевших костяшек пальцев и презрительно рассматривая мое лицо. Повелась на дешевый блеф упоминания главных мира сего? Несравненная женщина.
— Где же твоя станция теперь? — после непродолжительного молчания почти в лицо выплюнула она, а после обратилась к своей подружке, не отводя от меня глаз. — Мисс Мид.
Мисс Мид.
Имя определенно из прошлого, я слышала его прежде, но никак не могла вспомнить, от кого. Лицо было незнакомым, если бы мы встречались ранее больше одного раза, то я бы ее запомнила. У нее тяжелая эксцентричная внешность, как по мне. Такую не забудешь и не пропустишь в толпе.
Мид сделала шаг ко мне, я отступила назад. Одна вилка в сломанной руке против сумасшедшей суки с тростью и тетки с военной выправкой. Я в меньшинстве.
— Вы что, собираетесь теперь пустить и меня на жаркое? — пролепетала я, сделав еще шаг назад. — Я буду кричать! Как вы это объясните теперь?
Венебл хмыкнула, подавляя свое желание засмеяться мне в лицо - она же не злодейка из сказки!
— Ты еще не поняла? Ты можешь кричать сколько хочешь, но никто не придет к тебе. Они так боятся за свои шкуры, что закроют уши, а на следующий день и не вспомнят, что раньше их было больше.
Отступать больше некуда.
Замах не остановить, да и я никогда не дралась, чтобы знать и уметь ставить «блок» (или как это называется?). Удар сбил с ног, а правая щека мгновенно запылала от ослепляющей боли. Хотелось заскулить и ответить тем же или просто расцарапать обидчику лицо, возможно, они этого и ждали, чтобы занести второй удар.
А если кто ударит раба своего, или служанку свою палкою, и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан.
Прикоснуться к щеке было больно, казалось, будто на бледной коже остался алеть отпечаток чужой руки. Хотелось сгруппироваться, закрыть голову, сжаться в комок и раскрыть глаза только тогда, когда все закончится и они уйдут, хлопнув дверью. Я застыла в молчаливом ожидании, не смея поднять глаза, предательски наполнившиеся слезами. Следующего удара не последовало, как и распоряжений. Странно, что они не стали таскать меня по полу за волосы или избивать до потери сознания.
Когда я нашла силы поднять глаза, предварительно оперевшись на кровать локтем, чтобы в случае последующего удара не удариться затылком об паркет, а попробовать удержаться в одном положении, Венебл продолжала смотреть на меня, упиваясь моими страданиями, беспомощностью. Пытками.
Подтянувшись, я расправила плечи и с напускной решительностью посмотрела ей в глаза. Кажется, мы друг друга поняли. Венебл хмыкнула и мгновенно нахмурилась, переводя взгляд с меня на что-то еще, что привлекло ее внимание, а после одними губами произнесла волшебные слова: «Мисс Мид».
Этого я не предусмотрела.
Мид и я одновременно бросились к телефону, который предательски улыбался и показывал язык из-под пледа, словно желая быть обнаруженным. Неудачно. Мид оказалась проворнее для своего возраста и умнее, даже наушники и шнуры повторили судьбу мобильника и попали в ее цепкие лапы, а после перешли к Венебл.
— Что это? — она брезгливо зажала устройство между большим и указательным пальцем. — Личные вещи не допускаются к хранению. Оно повышает уровень радиации в помещении, а потом из-за твоих прихотей а умирают невиновные.
Я услышала это как «Стю умер из-за тебя», но озвученная причина была глупостью. Вильгельмина просто пыталась еще больше унизить и оскорбить — единственная услада несчастной женщины: вызывать у окружающих то, что испытывала она сама.
— Вы не имеете права забирать у меня личные вещи! У…у Галланта целые чемоданы спреев и лосьонов для волос, которые содержат алюминий и могут легко подорваться! — стучать, конечно, плохо, если они не знали об этом (хотя не заметить мог только слепой), но цирюльник первый указал на меня пальцем.
— Хочешь с кем-то связаться? По оборванным линиям передач? Неужели?
На последнем слове, что прозвучало вопросительно и иронично с нарочитой мягкостью, у меня закружилась голова от ненависти. Боже, как я ненавижу эту хромую суку! Мне хотелось ее ударить, огреть звонкой пощечиной, убедившись на деле в том, что ни одна прядь при этом не выбьется из идеальной прически.
Я попыталась выхватить телефон, который в любом случае у меня бы изъяли, но Мид крепко перехватила мое запястье. Ну и клешни у этой дамочки! Стиснув зубы, я застыла в ожидании нового удара, набирая в рот больше слюны. Что будет, если плюнуть ей в лицо? Она заставит меня умыться собственными слюнями?
Из меня, как оказалось, плохой стратег.
Пока я ожидала удара от Мид, вглядываясь в глубокие морщины и невыразительный, точно кукольный, взгляд, Венебл переместила руку с набалдашника на деревянное основание и вмиг рассекла тростью воздух, находя силы в единственном неиссякаемом источнике энергии — ненависти.
Серебряный ворон пришелся аккурат под глаз. Удар получился оглушающий, сшибающий с ног, выбивающий воздух из легких так, словно их проткнули острым клювом. В этот раз я не сдержалась — завопила, прижимая руку к пульсирующему, оплывающему месту, где должен быть глаз. Я надеялась, что он все еще будет в глазнице, а не нанизан на набалдашник ее чертовой трости, точно оливка на шпажку.