От злости я завизжала и попыталась сдвинуть кровать к двери. Ножки неприятно заскрипели, но не сместились и на дюйм. Я добавила еще вещей к баррикадам и сорвала штангу со шкафа, подперев ей дверную ручку. Мне не о чем волноваться. Острый край вешалки коснулся кожи.
Я принялась выворачивать крюк, выкручивая мягкую основу вешалки. Если за мной придут, я воткну это в себя и умру от кровотечения.
В дверь постучали, заставив вскрикнуть от испуга.
— Мисс? Все хорошо?
Это Серая. Энди. Я убедила ее, что все в порядке и мне не нужна помощь. Только психологическая, но об этом не стоит. Мне не хотелось, чтобы сейчас кто-то касался меня. Энди всегда жестко шнурует корсет или вычесывает волосы, придерживая грубыми пальцами голову, чтобы я не уворачивалась.
Я хотела закурить. Здесь нет ни табака, ни алкоголя, возможно, Венебл и держит пару-тройку бутылок для себя, прикладываясь к ним в особые вечера. Я несколько раз выдохнула, стерев слюну с уголков рта двумя пальцами — указательным и средним, будто бы держала невидимую сигарету. Механические движения спасают.
Сегодня без коктейлей, сразу ужин. Наши ряды приуменьшились: я не видела Галланта и влюбленных голубков. Это их протест, шаг против системы Венебл? Слабовато, но для Третьей станции пойдет.
Бабуля Галланта в скромном и очень повседневном лиловом халате с перьями демонстративно резала кубик. Когда Дайана спросила ее о внуке, та ответила уклончиво, а после добавила: «Кровь — не водица», и отхлебнула из фужера.
Лицедейства на сегодня предостаточно.
Уподобляясь Коко, я отправила кубик в рот, давясь желеобразной консистенцией. Серый сказал, что коктейлей можно не ждать, но никто не запрещал послушать музыку в комнате или посмотреть на успокаивающее пламя огня — приказ Венебл, что решила не скрашивать ужин своим присутствием.
Раньше положенного времени надзиратель меня не выпустил. Сказал, что лучше, чтобы мы чувствовали единство и провели ужин, как полагается. Какого, блять, единства? Кому полагается? Вопросы, на которые ответа нет, но я не сопротивлялась. Иви — хорошая рассказчица, как и мои родственники, она та еще сказочница. Ее истории расшиты нитями тщеславия, но на полотне жизни отсутствует изнаночная сторона. Единственная заноза в заднице Иви — внучок-пидорас и его пристрастия.
Когда надзиратель отвернулся, я забрала очередную вилку со стола. Дайана покачала головой, показывая, что следует ее вернуть. Я отвернулась, надавив на зубцы, что впились под ноготь, и закусила губу. Эта игра мне никогда не надоест.
Ужин окончен.
Двери в кабинет Венебл вновь были открыты. Я потопталась у музыкальной комнаты и осталась в коридоре, устраиваясь у стены в «глухой» зоне. Мне хотелось, чтобы рутина вернулась вновь, избавив от ненужных приключений. Господи, спаси меня. Забери меня к себе. Левая рука снова предательски онемела, и я пару раз ткнула зубцами в предплечье, будто бы это могло помочь.
«Вы конченая сука! Отпустите! Отпустите!»
Эмили верещала и брыкалась, точно зверь, колотя обнаженными ногами воздух, пока Мудак (тот, что недавно говорил о духе единства) тащил ее в сторону комнаты дезинфекции.
Они что, побежали трахаться, когда им дали белый свет? Люди — идиоты…
Я хотела закрыть уши. Снова. В памяти всплыла та Серая, чью смерть я не предотвратила, а после Стю, который не нарушил ровным счетом ничего. Эмили сегодня доверилась мне, но геройствовать не время или… Чертыхнувшись, я стянула с ноги туфлю и подбежала сзади, ударив Мудака каблуком по затылку. Давно мечтала это сделать, но низкорослый уродец был неуязвим — никогда не держался ко мне спиной.
Мне казалось, что удар будет слабым, но надзиратель пошатнулся и выронил девчонку из рук. Шестеренки в его голове, что запрограммированы на уничтожение и причинение боли, заклинило. Он принялся потирать ушибленное место, пока я кричала Эмили бежать, но она медлила и оглядывала коленки, будто не могла полюбоваться ими в другое время.
В коридоре, что вел к комнате дезинфекции, показалась физиономия Кулака. Вот же дерьмо. Я вновь рванула к лестнице, перепрыгивая через две ступени, будто бы еще пару часов назад не вывихнула ногу и не задыхалась в истерии. Смачно плевать им в лицо — одно, причинять же физический вред считалось непростительным. Я обернулась один раз, чтобы удостовериться, что девчонка отползла хныкать в сторонку, а Мудак почти пришел в себя и больше не любовался фонтанами искр во мраке перед глазами.
Господи, они мне не друзья. Почему я не закрыла глаза и уши? Они нарушили выдуманное правило, но я не делала ничего противозаконного, когда Венебл ударила меня по лицу. Никто не вступился.
Я побежала в другой пролет, с трудом справляясь с одышкой, и притаилась под винтовой лестницей, удивляясь тому, как легко спрятаться в этой школе, состоявшей из пары пятиугольников и десятка лестниц. Большинство предпочитало знакомый, безопасный путь, но мне нужно было бежать, зная, что это обречено на провал. Может, они все-таки убьют меня? Я стану мученицей, преследовательницей своих убийц, отправлюсь в чистилище или сразу в рай, где сын Сатаны не сможет найти меня.
Пробираясь с осторожностью по обители Венебл, я запоздало вспомнила, что не верю ни в Бога, ни в Дьявола и его выродок меня не убедил ни одним из Семи Чудес. В неосвещенном закутке, привалившись спиной к отрезвляюще холодной стене, я прижала ладони ко рту, чтобы перестать дышать как умирающий туберкулезник. Нужно было захватить вторую туфлю, которую я сбросила перед ударом.
Как ты, Господь, допустил это?
Как ты, Майкл-подобный-Богу-Лэнгдон, допустил это?
Я двигалась в сторону его комнаты будто бы специально. Пусть видит, что Он сделал со мной, что Они сделали со мной. Прятаться бессмысленно. Из всякой комнаты меня выкурят: вышибут дверь и все закончится чередой ударов.
Кулак уже преодолела преграду в виде лестницы, когда я, зажав в руке вилку, точно самое смертоносное оружие, попятилась назад, хоть отступать было и некуда. Или…
— Спрыгну, если подойдете ближе! — не своим голосом завопила я, закинув ногу на наполированные деревянные перила. — Клянусь, спрыгну!
«Идиотка», — процедила Кулак сквозь зубы.
На мгновение показалось, что подол платья перевесит, и я повалюсь в адское пламя еще раньше, чем успею закричать. Все казалось таким нереальным, будто бы я — героиня какого-то глупого фильма, где девушка — круглая дура или же полная решимости круглая дура. Перекинуться через перила — это жест, полный лицедейства, демонстрации и безрассудного неповиновения. Если бы я хотела убить его, Мудака, то воткнула бы в его сонную артерию украденную вилку, а не лупила по набитой опилками голове.
Глупость или нет, но это сработало — Кулак осталась на месте, хмуро поглядывая на меня. Руки вдоль крепкого тела, желваки играют. Она ждала мисс Мид, которой позволено стрелять на поражение. Я бездарно потратила время на попытку шантажа путем разыгрывания сцены самоубийства.
Моя жизнь не стоила и цента.
На лестнице показалась Мид. Ее черная форма на правом боку пропиталась какой-то жидкостью. Не исключено, что кровью, но где же тогда алые капли на натертом полу или ее ладонях? Для раненной она держалась стойко, заставляя усомниться в том, что ее в самом деле ранили в брюшную полость. Тимоти.
В ее руке не было огнестрельного оружия или розог. Только небольшой шприц, заполненный сливочного цвета жидкостью. Я повторила свое обещание спрыгнуть, размахивая вилкой в дрожащей, как крылья бабочки, руке. Старая сука Мид буравила меня взглядом, но первый шаг не делала. Я подумывала для большей достоверности закинуть вторую ногу на перила, что равнозначно самоубийству и возвращению в ад.
Они смотрели на меня не моргая, пока я переводила взгляд с одного непроницаемого лица на другое, и все они застыли в одной гримасе, будто бы в беззвучной молитве о моем благоразумии. Мне слышалась звенящая тишина и восхваление Всевышнего на небесах.