Я откидываюсь назад, чтобы он увидел мою рану.
— Поскольку ты знал о том, что он был тут, это означает, что ты знаешь, что рассказанная тобой мне история — полный бред сивой кобылы.
Он качает головой.
— Нет, не бред. Это миф. Ты понятия не имеешь, какими уродливыми были первые дни здесь. Нам нужно было забыть всё это, и когда мы так и сделали, нам нужно было что-то взамен.
Старик в подвале был прав. Дай людям то, что они хотят.
— Теперь всё кончено. Это место и эта история. Вы оба. Швыряйте эти канистры, или это сделаю это сам, и швырну вас с ними заодно.
Герион с Человеком-Слоном толкают двери и бросают внутрь открытые канистры. Я достаю из бардачка пару сигнальных факелов, зажигаю их и швыряю в темноту. Бензин взрывается, опрокидывая меня на задницу. Человек-Слон помогает мне встать и ведёт к грузовику. Он вытаскивает из кабины остальные тела и помогает сесть на пассажирское сиденье. Герион забирается внутрь и садится на маленькое откидное сиденье между нами, пока Слон достаёт остальную падаль и мёртвых солдат, и оставляет их на дороге.
— Только мы остались?
Герион кивает.
— Похоже на то.
Человек-Слон приносит из второго «Унимога» канистры с бензином и закрепляет их сзади.
— Я не горю желанием возвращаться через кольца, — говорит Герион.
— Спорю на доллар, что их больше нет. С чего бы им остаться? Малифас скорее всего мёртв, а Брешь горит. Скрывавшее их худу скорее всего тоже исчезло.
— Надеюсь на это.
Я сплю большую часть обратного пути. Я быстро исцеляюсь, так что к тому моменту, как мы видим огни Пандемониума, рана перестала кровоточить. Человек-Слон останавливает грузовик, чтобы перелить топливо из одной из канистр в бак.
— Ты намерен, когда вернёмся, рассказать всем правду о Енохе и Малифасе?
— Чертовски верно.
— Я бы хотел, чтобы ты этого не делал.
— Ад в руинах. Забыть о том, кто ты и что ты, — не с этого начинают собирать всё воедино.
Герион хлопает в ладоши.
— Уроки этики и морали от Сэндмена Слима. Кто бы мог подумать?
Герион наливает в стакан Царской водки, и мы вместе выпиваем. Он наливает в другой стакан для Человека-Слона, когда тот возвращается.
— Во многих отношениях это была обескураживающая поездка, — вздыхает Герион.
— Какая часть? Сотня мёртвых парней, или мы с Малифасом разрушаем твою небылицу?
— Сотня — это трагедия. Остальное — твоя вина.
Я сажусь. Рана заставляет поморщиться.
— В чём моя вина?
Герион кивает мимо меня.
— В этом.
Я смотрю на Человека-Слона. Тот привалился к двери, всё ещё держа в руке стакан Царской водки. Я достаю свой нож и прижимаю к горлу Гериона.
— Ты отравил его, чтобы сохранить свой секрет? Мне ты тоже что-то подсунул? Поверь, я смогу снести тебе голову прежде, чем упаду.
— Я бы никогда не убил тебя, Лорд Люцифер. А ты теперь Люцифер. Ты победил Еноха, нечистого, и его зверей, и я стану петь тебе дифирамбы по всему Пандемониуму. Аду, чтобы восстановиться, нужен храбрый и блистательный Люцифер.
— Но я собираюсь рассказать всем правду, — говорю я, но даже произнося эти слова, каким-то странным образом знаю, что это не так.
— Ты расскажешь им то, что тебе говорю я. Я не отравил тебя. Просто дал немного зелья памяти. То, что было, исчезнет и заменится тем мифом, который я повторю тебе по пути в Пандемониум.
Я хочу пырнуть Гериона, но нож становится очень тяжёлым. Мои руки падают на колени. Герион заталкивает тело Человека-Слона в кузов грузовика и садится на водительское сиденье. Заводит двигатель и везёт нас в Пандемониум.
— Брешь Еноха находится на краю города без названия. Города предателей, — внушает он.
— Нет. Это неправда. Я вспомню. Я расскажу им.
— Нет. Не расскажешь. Енох спаривался со зверями, и те терроризировали путников на дороге.
Я начинаю что-то говорить, но слова не вылетают. Я пытаюсь представить себе Малифаса в его поношенной одежде, но не могу удержать изображение. Пытаюсь запомнить Брешь, лабиринт и фальшивый «Бамбуковый дом кукол». Но уже сейчас чувствую, как всё это утекает из меня, как вода в сточную канаву. Я пытаюсь цепляться за воспоминания, но понимаю, что к тому моменту, как закончу это предложение, они исчезнут.