Дверь наверху прочная. Требуется три изрядных пинка, чтобы заставить её открыться. Хватает времени, чтобы первая падаль догнала нас. Я пихаю спутника внутрь и втягиваю за собой пару солдат.
Внутри безжизненная темнота. Я ничего не вижу. Нас догоняет последняя мина-ловушка Еноха. Почему Герион не знал о деревьях? Всё это подстава? Если да, то делает ли это его террористом-смертником или просто ещё одним втянутым в покушение на меня лузером? Я многим причиню боль и задам много вопросов, если мы выберемся отсюда живыми.
Один из солдат надламывает горсть светящихся палочек. Я хватаю пару и прокладываю путь вглубь Бреши. Всё больше солдат вваливаются внутрь, но падаль уже всего в нескольких секундах позади нас.
Я ни за что не побегу наверх и не окажусь в западне на крыше. Я начинаю спускаться по широкой парадной лестнице, направляясь к входной двери. Если повезёт, мы сможем дождаться, пока большая часть падали влезет наверх, и обойти их с фланга, выйдя через главный вход и спустившись по другому склону холма в город предателей Люцифера. Единственное слабое звено в этом плане — если появятся какие-нибудь из уродливых чудищ Еноха, но я не видел и не слышал ни звука от них, и уж точно не пахнет так, будто здесь долгое время кто-то обитает.
Мы никогда не доберёмся до входной двери. На главном этаже мы обнаруживаем серию коридоров. Они изгибаются и замыкаются в себе, и не требуется много времени, чтобы потерять представление о том, в какой стороне входная дверь. Я останавливаюсь, чтобы сориентироваться. Герион позади меня. Он бледен, держится за бок, словно вот-вот выхаркает лёгкие. За нами уже не более шести солдат. Мы на перекрёстке. Все четыре коридора выглядят совершенно одинаково, и тут меня осеняет. Мы не в обычных коридорах. Главный этаж Бреши Еноха представляет собой лабиринт.
— Почему мы остановились? — спрашивает Герион.
— Заблудились. Я пытаюсь понять, смогу ли я вернуть нас туда, откуда мы начали.
— Это хорошая идея?
Крики позади нас подкрепляют его мысль.
— Помню, кто-то однажды сказал мне, что в лабиринте главный фокус заключается в том, чтобы всё время поворачивать налево, и в конечном итоге ты выберешься.
— Это правда? — спрашивает Герион.
— Не знаю. Никогда не пробовал. А может это способ попасть в центр, а не наружу.
Герион оседает. Обхватывает голову руками. Ни у кого из солдат больше нет оружия. Они изодраны, искусаны и окровавлены, и все глядят на меня, как потерявшиеся в зоопарке дети. Я говорю первое, что приходит на ум.
— Попробуйте открыть двери. Может, там есть окно или место, где можно спрятаться и найти выход.
Это заставляет их двигаться. Мы направляемся в разные стороны по всем четырём коридорам от перекрёстка, дёргая и пиная дверные ручки. Они все заперты, но больше ничего не остаётся делать. Мы продолжаем пробовать одну дверь за другой. Наконец, одна открывается.
— Сюда, — кричу я. — Я нашёл.
Я толкаю дверь, высоко держа над головой светящуюся палочку. Комната пуста. На дальней стене зарешёченное окно. Я направляюсь к нему. Сделав три шага, я слышу треск, и подо мной проваливается пол. Последнее, что я вижу, пока падаю — потрясённое, испуганное, глупое лицо Гериона.
Меня будит Мартин Денни[15]. Это «Тихая деревня», сплошные птичьи крики и тропические аккорды фортепиано. Кто-то поднимает меня с пола и усаживает на барный стул. Первое, что я ясно вижу — это бармен Карлос. Затем пластиковую гавайскую танцовщицу. Пальмы. Я в «Бамбуковом доме кукол».
— Может, тебе хватит на сегодня? — спрашивает Карлос и поворачивается к кому-то справа от меня.
— Как думаешь? Слишком много или в самый раз, чтобы воспользоваться? — раздаётся женский голос.
Я поворачиваюсь. Прямо рядом со мной Кэнди. Она целует меня. У меня болит и кружится голова, как на карусели в Диснейленде.
Кэнди притворно хмурится.
— Ах-ох. Похоже, слишком много. Наверное, нам нужно доставить тебя домой.
— Домой? — всё, что я могу выдавить.
Подходит Видок. Кладёт руку мне на плечо.
— Помнишь дом. Прекрасный «Шато Мармон». Он всего в нескольких шагах. Идём. Мы заберём тебя от всего этого лю мердье[16]. Тебе больше никогда не придётся его видеть.
— Больше никогда.
Они поднимают меня на ноги. Кэнди, Видок, Аллегра и Касабян. У Касабяна есть руки и ноги. Целое тело. Он машет пальцем у меня перед носом.
— Ты никогда не знал, когда хватит — значит, хватит.
Я смотрю на Кэнди, и моё сердце снова разбивается, как тогда, когда я потерял Элис.
— Мне жаль это говорить, но я точно знаю, когда хватит — значит, хватит.