— Ох, порой мне кажется, что он там сидит не один, — покачала головой Магнолия и погладила живот. — Будто ношу мешок с камнями… живыми камнями.
— Не представляю, как вообще с этим справиться, — невольно подметила Алетта. — Вынашивать кого-то у себя под сердцем, подарить кому-то жизнь и быть ответственным за ребенка… Нынешние проблемы кажутся мне куда менее хлопотными, чем воспитание дитя.
— Ты будешь отличной матерью.
— Не уверена, что вообще хочу ей быть. Только не с моими нынешними проблемами.
— Ты осознаешь ответственность, и этого достаточно. Для начала.
Спорить с беременной женщиной Алетта посчитала делом провальным, поэтому просто улыбнулась. Путы ночного кошмара постепенно ослабевали, даря свободу, которой девушка наслаждалась. После завтрака — или уже обеда? — ей предстояло вновь разгребать кашу, которую она заварила несколько месяцев назад и все никак не могла расхлебать. Когда казалось, что она справилась с одной проблемой, появлялись еще две, и с каждой подобной неожиданностью ей будто невидимое лезвие все ближе прижимали к горлу.
Как и сейчас, когда в дверь спальни постучали.
— Войдите.
В присутствии прислуги Алетта предпочитала молчать, хотя прекрасно понимала, что все ее разговоры и так известны обитателям дома. Она позволила гувернантке поднести на расписном подносе аккуратно сложенное письмо, и без ближайшего рассмотрения по клейму на сургучовой печати девушка узнала отправителя.
Дверь закрылась за прислугой, а она продолжала вертеть конверт, попутно стискивая его пальцами — как бы не разорвать от приступа отчаяния. Шумно выдохнув, Алетта сорвала печать и принялась вчитываться в строки, от которых ей становилось худо с каждой секундой.
— Да он издевается… — Прошептала девушка, не в силах сдержать негодование.
— Что такое? — Кратко уточнила Магнолия.
Проклятая дрожь пробежала по телу, пришлось опустить руки, чтобы не выдать себя, но вряд ли от сестры что-то укрылось. Княгиня отвернулась к окну и влажными глазами смотрела на переливающийся свет, а затем спокойно и невозмутимо сообщила:
— Его Величество вызывает меня в Оксенфурт.
— Опять? Боги… и ты поедешь?
Алетта столь выразительно посмотрела на собеседницу, отчего та поспешно добавила:
— Да, разумеется, как же иначе. Но… в прошлый раз тебе эта дорога едва жизни не стоила.
— Причем несколько раз, но кому какое дело. Сказали ехать, значит, поеду.
— Алетта, это не безопасно!
— Не волнуйся за меня, в этот раз возьму больше охраны.
— Охрана не уберегла тебя в тот раз от стрелы…
— Уберегли кривые руки стрелка, — смяв письмо, подметила девушка, однако попыталась смягчить голос и улыбнуться: — Со мной все будет хорошо. Если тебя не затруднит, сообщи прислуге, что я скоро выйду к завтраку, а заодно и начну готовиться к отбытию.
— Хорошо… надеюсь, все будет хорошо.
— Не переживай. Единственное, за что стоит беспокоиться, что я вдруг пропущу рождение своего племянника или племянницы.
— Постараюсь сказать этим негодникам, чтобы подождали, но сама знаешь… Они тут командуют.
Сестры посмеялись, и Алетта едва не улыбалась сквозь слезы, которые уже не смогла сдержать, когда захлопнулась дверь. Когда-то она думала, что никогда не станет плакать, но за последние месяцы пролила слез больше, чем за всю жизнь.
Упав в постель, Алетта закуталась в одеяло и уткнулась в подушку, пока пальцы мяли проклятое письмо. Убийством Авредия она нарисовала на спине мишень, в которую пытался ударить каждый, кому не лень. О мести прислужников и почитателей князя она вообще не задумывалась, а теперь не только боялась выйти на улицу, но и заставляла прислугу пробовать блюда, прежде чем приступить к трапезе. У нее развивалась паранойя, которую подкрепило покушение на нее тремя неделями ранее — возвращаясь из Оксенфурта, Алетта угодила в засаду, и стрела лучника попала ей в руку. Шайку ублюдков, задумавших это безрассудство, схватила стража, и в приступе злости и страха она приказала привязать их к столбам и вспороть животы, чтобы птицы обглодали их до костей.
Теперь враги боялись ее также, как и она их.
Но куда более мощный, утробный страх вызывал у нее Радовид. Несмотря на то, что Сорбец находился на землях Редании, Алетта не лезла в политику государства, живя в своем мире. Для нее государем был Авредий Кастеон, которого она свергла и ощущала будоражащее чувство превосходства и власти, что ей по силам любые свершения. Но вокруг нее обитали куда более опасные хищники, и один из них крепко впился в нее когтями.