б) жестикулировать (не делать резких движений);
в) спускаться по лестнице (рука мягко скользит по перилам, голова высоко поднята).
Упражняясь в последнем, Никки чуть не полетела кувырком. К счастью, все обошлось.
– Потренируйся дома, – предложила я. – А завтра, я думаю, можно будет сходить в «Сакс» на Пятой авеню в Сан-Антонио и купить тебе кое-какую новую одежду. Мы выберем тебе превосходное платье для предстоящего приема.
Она уставилась на меня:
– Но у меня уже есть кое-что для этого случая. Это просто сказка, все золотое и сверкающее... – Она осеклась, скривилась, а затем кивнула: – Хорошо, пойдем. Да, у меня же есть сюрприз!
Она залезла в свою зеленую сумку и достала книгу. Voila!
– Что это?
– Наш выпускной альбом! – Она подошла ко мне и раскрыла его. – Смотри! Вот тут ты расписалась!
Даже спустя столько лет я узнала свой почерк. Ровные, округлые буквы с завитушками. Моя подпись с тех пор не изменилась, разве что стала немного скромнее.
Я промолчала, и Никки начала цитировать надпись наизусть.
– Никки, не надо.
Но ее невозможно было остановить.
– Моей доброй подруге Никки. Фреди.
Даже тогда я не была склонна к восторженным преувеличениям.
Она мечтательно улыбнулась:
– Ой, а помнишь тот день в седьмом классе, когда мы...
– Посмотри на часы. – Я захлопнула альбом и вернула его. – Мы посмотрим завтра, после похода по магазинам.
Мне не пришлось повторять дважды. Может, она и была разочарована, что ей не дали предаться воспоминаниям, но явно была рада, что ее отпустили с «занятий». Правда, в итоге она прокричала «до свиданья!» Кике и со смехом вывалилась за дверь, помахав рукой на прощанье, как будто большую часть дня я не учила ее вести себя по-другому.
Услышав шум отъезжающей машины, я напомнила себе о будущей статье в «Уиллоу-Крик таймс».
Чувствуя себя опустошенной, я пошла было наверх, чтобы полежать в горячей ванне, но неожиданно для себя направилась в кабинет. Казалось, что мое тело не подчиняется рассудку. Я подошла к полке и сняла с нее выпускной альбом. Вот я, Самая Красивая. Я переворачивала страницы, пока не нашла фотографию Пилар, затем Никки, которая улыбалась так широко, что, казалось, состояла из одних зубов, смеха и кудряшек. Пилар ничего не написала мне на память, а Никки неразборчиво нацарапала: «Ты всегда будешь в моем сердце». Уже тогда она была склонна к мелодраме.
Это путешествие в прошлое было мне абсолютно ни к чему. Я сунула альбом на место, говоря себе, что Никки Граут и все ее мещанские штучки меня не проймут.
Глава четырнадцатая
Чтобы быть великолепной, надо прилагать усилия. Быть Великолепной Фреди Уайер – своего рода искусство. Вот почему на следующее утро я чувствовала себя немного виноватой, после того как разом вывалила на Никки все сведения. Ерунда, женщина в состоянии воспринять очень многое.
По пути во дворец Граутов перед нашим грандиозным походом по магазинам я пообещала себе проявить ангельское терпение. Единственной сегодняшней задачей было убедить моего маленького гадкого утенка избегать ультрамодной, цветастой и отделанной побрякушками одежды.
Интересно, мне это удастся?
Горничная провела меня сквозь лабиринт изысканности и безвкусицы на веранду. Войдя, я резко остановилась. Горничная же, казалось, была абсолютно спокойна, хоть мы и увидели просто дикую картину – Никки и Говард занимались чем-то ужасно НС-ным.
Я попыталась тут же выйти за дверь, но от удивления, должно быть, произвела шум, и Грауты обернулись и увидели меня.
– Фреди! – воскликнула Никки.
Говард ухмыльнулся. Обернувшись, он уронил с головы книгу:
– Черт, это куда сложнее, чем кажется.
– Я же говорила, – воскликнула Никки. – Я тренировалась, но это так трудно!
Следовало ожидать, что ни Никки, ни ее муж не смутятся от того, что его застукали расхаживающим по комнате с книгой на голове. Он при этом был очень похож на толстую приземистую будущую дебютантку.
Поднимая с пола книгу, Говард услышал телефонный звонок. Он взглянул на высветившийся номер, пробормотал что-то и отправил звонок на голосовую почту, как будто у него были дела поважнее, чем отвечать на звонки.
– Объясни мне, как это делается? – спросил он меня и снова пристроил книгу на голове и начал ходить по комнате.
– Ты идешь слишком быстро.
Он замедлил шаг.
– А теперь слишком медленно.
– Ты уж определись как-нибудь. – Книга снова упала, Говард вспыхнул, поймал ее и водворил назад. – Давай попробуем еще раз. – Он двинулся в умеренном темпе.
Какое-то безумие – я учу Говарда Граута ходить походкой леди. Но должна признаться, что при всей своей комплекции он оказался лучшим учеником, чем его жена.
– Не размахивай руками.
Он вытянул руки по швам.
– Это слишком. Ты чересчур зажат. Ты должен двигаться плавно и грациозно.
Это снова затормозило весь процесс.
– У меня масса достоинств, дорогуша, но грациозность никогда не была одним из них. – Чтобы доказать это, он пошел обратно, пытаясь двигаться плавно. – Ну как?
– Уже лучше.
Говард хмыкнул:
– Лгунья.
Вульгарно, зато правда.
Он наклонил голову, и книга упала ему в руки. Он протянул ее мне:
– Твоя очередь, куколка.
Я сначала не поняла, чего он от меня хочет, и с удивлением посмотрела на него.
– Ты хочешь, чтобы я тоже прошлась с книгой на голове?
– Ну да. – Он потряс передо мной бестселлером внушительных размеров. – Ты, должно быть, спец в этом деле – еще бы, столько лет тренировки.
Не могу объяснить, почему я это сделала. Не знаю, что на меня нашло, могу только сказать, что это было je ne sais quoi[13] во всей своей НС-ности. А может быть, я сделала это, решив, что раз уж такой мужлан признал мою утонченность, он должен быть вознагражден.
Никки захлопала в ладоши:
– Да, покажи нам!
Даже горничная наблюдала с интересом. Честно говоря, я никогда не могла устоять перед публикой. Знаю, знаю, это так НС – привлекать к себе внимание. Я ведь только вчера говорила Никки, что леди не подобает так себя вести. Ладно, с волками жить – по-волчьи выть.
С книгой на голове я двинулась по комнате – плечи развернуты, руки свободно вдоль корпуса, подбородок параллельно полу. Где-то дома у моих родителей хранились награды, полученные мною на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка». Я могла обойти вокруг всех остальных девочек, о чем свидетельствовала грамота. Я как раз делала поворот (между прочим, самый сложный маневр при ходьбе с книгой), когда кто-то неожиданно вошел в комнату.
– Сойер! – воскликнула Никки.
На этот раз книга упала с моей головы.
Войдя, художник, казалось, занял все пространство веранды. Меня он не заметил. Он оказался выше ростом, чем я запомнила, и выглядел счастливым – на манер Джон-Уэйн-только-что-с-ранчо[14]. Памятуя о его сообщениях на автоответчике и о моем визите в его мастерскую, я удивилась – оказывается, он умеет улыбаться.
– Как я рада тебя видеть, – щебетала Никки. Он криво усмехнулся.
– Период застоя окончен. Я снова работаю. Один визит чопорной вертозадой пигалицы...
Глаза Никки расширились.
– Сойер! – выдавила она, оборвав его. – У нас гостья!
Художник обвел взглядом всю комнату, сначала заметив Говарда, и начал было что-то говорить. Но тут он увидел меня и откинул назад голову:
– Вы только посмотрите, кто нас посетил!
Все в комнате уставились на меня, и так как я была столь же умна, сколь красива, никому не пришлось объяснять, кем была «чопорная вертозадая пигалица». Это была я.
Никки чувствовала себя неловко, а Говард от души веселился. Художник же криво усмехнулся:
– Да это же Ее Высочество Фредерика Хилдебранд Уайер собственной персоной.
Его улыбка, обращенная ко мне, была не особенно дружелюбной – скорее, походила на презрительную усмешку, которой он меня уже однажды наградил. Может быть, он гениальный художник и неплохо смотрится у себя в студии, но сегодня на нем была абсолютно идиотская одежда: брюки с кучей карманов (такие носят подростки из неблагополучных семей), армейская футболка (подходит только для кукольных солдат Джо с отлитыми из пластмассы мускулами и игрушечными ружьями) и сандалии (обувь, неподходящая для любого мужчины настоящего или нет).