– Как ты думаешь, Мисти меня поддержит? – Было видно, что ей ужасно не хотелось спрашивать, но она должна была знать.
– Трудно сказать. Не уверена, что она вспомнит, что мы здесь были.
– Да, она была в каком-то оцепенении.
Тут-то мы и заметили кровь.
– О, Боже, посмотри на меня! – вскричала Никки, показывая на свою песочную кофточку. – Я не могу пойти на следующую встречу в таком виде!
Надо же, она пришла в ужас от пятнышка крови. Я достала из сумочки носовой платок, и Никки стала оттирать им пятно.
– Почти ничего не заметно, – сказала я.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
К этому времени весь оптимизм Никки сошел на нет. Когда она в третий раз садилась в машину, настроение у нее было еще хуже, чем раньше.
– Никки, в самом деле, возьми себя в руки.
Помните ящик Пандоры?
Никки развернулась на сиденье ко мне лицом:
– Взять себя в руки? Не говори ерунды, Фреди! Как я могу взять себя в руки, если все, что я делаю, – неправильно?
Я улыбнулась, стиснув зубы:
– Не сочти это критикой, но использование бранных слов недопустимо для кандидата в члены Лиги.
– Я не выругалась!
– Но смысл тот же. Никто из Лиги Уиллоу-Крика не станет поддерживать женщину, которая сыплет ругательствами.
Или носит леопардовые чулки.
Или дискотечные серьги.
Или является женой Говарда Граута.
Ничего этого я не произнесла вслух, даже не позволила этим мыслям поселиться у меня в голове, так как я отказывалась признавать, что мой план слишком рискован. Это нужно сделать, и я – та женщина, которая на это способна. И точка.
– Это так трудно, – видно было, что она действительно раскаивается. – Я ношу не то, говорю не то, и это после всех уроков и тренировок!
Я чуть не улыбнулась, подумав, что она начинает понимать. Я очень надеялась на то, что, вернувшись домой, Никки выбросит весь свой безумный гардероб и начнет наконец серьезно относиться к вступлению в Лигу, куда она так хотела попасть. Хотя, по правде говоря, у Никки никогда не получалось быть членом команды.
Это было в начале первого года в старших классах, когда состав нашей маленькой группы изменился. Мать Никки поменяла массу работ, одну за другой, и каждая следующая была хуже предыдущей. Никки одевалась все хуже, а остальные все лучше – не дороже, а моднее.
Нам всем вскоре должно было исполниться по четырнадцать лет, все у нас было по последней моде, и мы имели деньги на развлечения. Если Пилар и нельзя было назвать ультрамодной, то, во всяком случае, «упакованной» она была на все сто. За исключением одного розового вечернего платья, которое я для нее раздобыла, Никки не была ни модной, ни «упакованной». Я знала, что все из-за того, что у нее не было денег, хотя, похоже, кроме меня никто об этом не догадывался.
Все произошло за ленчем. Мы сидели в школьном кафетерии. Ожидание в очереди с подносом было в далеком прошлом, завтраки из дому и подавно. Круто считалось покупать конфеты и содовую в киоске.
Наша группа теперь расширилась, в нее входили не только мы втроем. Никки всегда появлялась на несколько минут позже, чем остальные. Она всегда приходила со своим подносом из очереди за бесплатным горячим обедом. Сейчас я задаюсь вопросом: не потому ли она сносила презрительные насмешки, что это был ее единственный шанс полноценно поесть за весь день? Как бы то ни было, она приходила и садилась напротив Пилар и рядом со мной – другие девочки никогда не занимали ее место.
Помню, была пятница. Ребекка Милбэнкс, перед тем как к нам подошла Никки, наклонилась вперед и сообщила новость:
– Ни за что не догадаетесь, кто пытался получить у меня в доме место... горничной!
Никого из нас не заинтересовала бы эта тема, если бы не то, каким тоном она это сообщила.
– Кто? – встрепенулись все.
– Мать Никки!
Не знаю, как описать испытанный нами шок. Ни одна из наших мам не работала, тем более горничной. Это не укладывалось в голове.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Пилар, и ее резкие черты лица стали еще жестче.
Девочки сдвинулись поплотнее, чтобы послушать историю, заняв место Никки.
Карие глаза Бекки горели, предвещая скандал.
– Мать Никки пришла к нам домой, чтобы устроиться на место горничной! Представляете? Ее мать – сущий стыд.
Только тут мы заметили, что Никки стоит позади нас со своим бесплатным ленчем на подносе. На ее лице застыла маска ужаса. Девочки замолчали со свойственной подросткам смесью вины и удовольствия. И вместо того чтобы попросить других девочек пересесть на свои обычные места, Пилар секунду молчала, а потом указала на край стола и сказала:
– Сядь там, Никки.
Мы все сдвинулись. Казалось, Никки не может пошевелиться. Она посмотрела на меня. Как будто я могла что-то сделать. Конечно, могла.
Я не знала, что сказать и что подумать. Я уставилась на диетическую колу, в которую выдавливала сок из лимона. Подумала о розовом платье, в котором Никки была на балу. Могла ли я и дальше выручать Никки? Хотела ли?
Я не знаю точно, что бы я сказала, но, как всегда, когда случалось что-нибудь подобное, Никки убежала.
Сейчас, сидя в машине у дома Мисти Блейдвелл, я могла лишь гадать, почему Никки снова готова пуститься еще в одну опасную авантюру.
– Готова? – спросила я.
– Готова.
Я включила зажигание.
Кэнди Хафф жила неподалеку от Мисти в фешенебельном районе, преимущественно населенном семьями, в которых работали оба супруга. У нее был симпатичный двухэтажный оштукатуренный дом в средиземноморском стиле с терракотовой черепичной крышей и миленьким садиком. На подъездной дорожке, окаймленной зеленым кустарником, стоял припаркованный «сабербан».
Кэнди сама открыла нам дверь. Внешне она напоминала старинную куклу. (А я-то так надеялась, что на ней будет хоть немного лайкры леопардовой расцветки.) Ее каштановые волосы, волной ниспадавшие на плечи, были убраны назад бархатной лентой, а челка, модная в восьмидесятых годах, делала ее похожей на двенадцатилетнюю девочку.
– Фреди, как приятно тебя видеть! – Ее улыбка представляла собой идеальный баланс доброты и приветливости, но, несмотря на хорошие манеры, она бросила взгляд на мою соседку, приподняла бровь, и затем добавила: – Да ведь это Никки Граут.
М-да.
– Пожалуйста, входите.
Кэнди провела нас в гостиную. На столе стояли стаканы с холодным чаем, тарелка печенья. Я подозреваю, что у нее не было горничной, чтобы нас обслужить.
Она без умолку болтала – о последнем благотворительном бале, о последнем общем собрании, о прибавлении в семействе Ванды Мейсон. Ни в одной из этих тем Никки не могла поучаствовать. Хорошая хозяйка всегда должна следить, чтобы никто из гостей не выпадал из беседы.
Интересно.
Я перевела разговор на погоду и общие темы. Никки, всегда шумная и разговорчивая, не могла связать двух слов. Она сидела абсолютно неподвижно, с застывшей улыбкой на лице, поставив ноги вместе и придвинув их к дивану настолько близко, насколько это было возможно. Руками она так сжала стакан, что я лишь едва различала слабый дребезжащий стук льда о стенки.
Так прошло еще несколько минут. Вдруг Кэнди обернулась к ней и сказала:
– Полагаю, Фреди привела тебя сюда потому, что ты хочешь вступить в Лигу.
Никки была так удивлена (не говоря о том, что встревожена), что вздрогнула, пролив чай на белоснежную обивку дивана Кэнди. А диван «Сент Джон», хоть и очень элегантен, не слишком хорошо впитывает влагу.
– Черт!
Кэнди замерла и уставилась на Никки, которая закрыла рот рукой.
– О, я извиняюсь! – прошептала Никки. Но извинений было недостаточно.
Менее чем через минуту дверь накрепко захлопнулась за Никки и мною.
Никки была просто не в себе:
– Прости! Мне так жаль! Ты велела не браниться и даже не говорить ничего похожего, и я так старалась! И тут вдруг это. – Она практически увяла под голубым небом, с которого сияло уже начинающее припекать солнце.