Он повернул кран и засмеялся моим словам, когда я предположила, что пенная ванна лучше.
Не успела я опомниться, как оказалась под душем, и теплые струи стекали по мне. И художник был рядом. Остается только надеяться, что моя мать никогда не прочтет этих строк.
Кто знает, сколько мы там пробыли, а когда вытерлись, он протянул мне свою рубашку. Я натянула ее и почувствовала себя очень сексуальной. Я в ней почти утонула и вся трепетала, пока он застегивал ее от середины вниз. Закатав рукава мне по локоть, он сказал, что я – само совершенство.
– Но ты об этом и без меня знаешь, – добавил он.
– Только не надо больше оскорблять меня.
– Ни за что.
Он оглядел меня, и у меня по телу побежали мурашки в предвосхищении того, что должно произойти дальше, когда мы наконец доберемся до постели. Но мой художник оказался более чем непредсказуем.
Он вытащил папку для набросков.
Кому-то это могло бы показаться романтичным, но, как выразилась бы Никки, моя киска хотела, чтоб ее потискали.
– Ляг на кровать.
Все было не так, как я ожидала. Пока я колебалась, разочарованная тем, что события развиваются не как в кино, он насмешливо вздохнул, поднял меня на руки (я при этом взвизгнула), а потом опустил на высокий матрас.
Но тем все и кончилось. Сам он за мной не последовал. Не сел рядом. Он надел джинсы (потертые, на металлических пуговицах, верхняя осталась расстегнутой), сел в заваленное хламом кожаное кресло в нескольких футах от кровати и начал рисовать меня.
Смирившись с тем, что секса не будет, я изо всех сил старалась выглядеть божественно. Заодно стала задавать вопросы. Когда я попросила рассказать про «Джек Хилл», он сказал, что первая игра была сделана просто наудачу, и они были удивлены не меньше других, когда все в кампусе потребовали продолжения. На волне успеха они стали разрабатывать новые игры, и все пошло по нарастающей, пока фирма «Микросистемс» не выкупила их. Когда же я поинтересовалась, почему он продолжает жить в южном Уиллоу-Крике, а не купит себе что-нибудь в районе получше, он перестал рисовать, посмотрел на меня, одарив одной из своих неотразимых улыбок, и сказал:
– Это мой дом.
Как ни странно, но я действительно не могла представить себе его где-либо еще.
Я стала еще о чем-то спрашивать, но он оборвал меня.
– На сегодня достаточно вопросов. Теперь позволь мне поработать.
Ну ладно.
Попозировав доблестно пятнадцать минут без всякого общения, я заскучала и уснула. Я знаю, что спала, потому что помню, как он мне снился, а потом я проснулась, и он был рядом и целовал меня, а его пальцы были перепачканы углем.
Прикосновения его губ к моей коже были очень приятны, и я подумала, что не случится ничего страшного, если я отдамся прикосновениям и звукам, которые не входили ни в один утвержденный ЛИУК список. Так я и сделала. Мы сделали.
Когда все закончилось, он поцеловал меня, встал с постели и снова начал рисовать. На этот раз он смотрел на меня иначе. По-настоящему смотрел, как будто видел нечто большее, чем просто совершенство линий. Я не могла себе представить, как будет выглядеть конечный результат. Однако я точно знала, что это не будет картина, которую кто-нибудь повесит для украшения интерьера.
Глава двадцать четвертая
На следующее утро по пути домой я не испытывала чувства вины. Правда, несмотря на недавний развод, я по-прежнему оставалась леди, а насколько мне известно, то, чем я занималась всю ночь, не описано ни в одной книге о правилах поведения для леди, которую мне доводилось читать.
Я постаралась не думать о том, что я леди и все такое, но это оказалось довольно сложно. Когда я подъехала к гаражу, Кика, которой явно уже стало невмоготу с семьей, или семье с ней, вылетела из задней двери.
По ее растрепанным волосам и ужасу на лице я поняла, что что-то не так. Правда, она едва не умерла от шока, когда получше рассмотрела мою одежду – спортивные брюки и не по размеру большую футболку, которые я позаимствовала у Сойера.
– Что вы делали, мисси Уайер? Где вы были?
Я не хотела думать о том, где я была, поэтому не удостоила ее ответом.
Вдруг она ошеломленно воззрилась на меня:
– Вы занимались сексом..
– Кика!
Она скрестила руки на груди:
– Вам нельзя заниматься сексом, мисси Уайер.
Напоминаю, я выросла в среде, где секс никогда не обсуждался. Я знала это, и моя горничная тоже. И вот она стояла передо мной с выражением глубочайшего порицания на лице.
– Перестань!
– Это вы перестаньте! Перестаньте заниматься сексом.
Она высказала ряд соображений по-испански, ни одно из них, по обыкновению, не было лестным. Я знала, что она догадалась, с кем я была. Но я бы никогда в этом не призналась.
– Кика, в самом деле! – Я резко махнула рукой. На меня снова обрушился поток нелестных испанских фраз, включающих такие слова, как «Везельвул» и «грешник». При этом она осенила меня крестным знаменем. Будто я была дьяволом.
– Где я была и что делала, тебя не касается.
Кика фыркнула.
– Ну хорошо, – хотя было ясно, что она не имеет в виду ничего хорошего, – если вы не хотите говорить мне, где вы были, тогда расскажите об этом леди в доме.
Я похолодела:
– У нас гости?
Я прямиком поехала в гараж, минуя подъезд к парадному входу.
– Si. Она назвалась мисси Уинни.
– Уиннифред Опал?
Кика была явно довольна, что ей удалось поколебать мое абсолютное спокойствие.
– Она самая.
– В доме? В моем доме?
Вероятно, в моем голосе звучали истерические нотки, что доставило Кике несказанное удовольствие.
Но раз Уинни живет в «Ивах», она вполне может явиться ко мне на порог без всякого предупреждения. Она кивнула.
– Теперь вы про другое запели!
– Не «про другое», а «по-другому»!
– Неважно. Не волнуйтесь. Кика позаботится о мисси Уайер.
Я это знала. Сколько я себя помню, она выручала меня из неприятностей, правда потом я всегда вознаграждала ее за это.
Когда мне было четыре с половиной года, я разбила мамину восточную вазу. При помощи какого-то суперклея Кика совершила чудо. И по сей день моя мать не догадывается, что тонкая линия не является элементом узора переплетенных виноградных лоз, нарисованного на фарфоре.
Немного позже, когда мне было семь лет, произошел эпизод с сыном одной дамы из Лиги, которая пришла с визитом к нам в дом. Он предложил мне поиграть в доктора. Я никогда раньше не играла, но от предложения поиграть никогда не отказывалась. Пока наши матери пили внизу чай, я получила первый урок по мужской анатомии. Быть может, я и была наивной, но уж точно не глупой. Когда он попросил: «А теперь ты», – я заявила, что игра скучная. Вероятно, он стал бы спорить, но Кика влетела в комнату и была до глубины души шокирована (тогда я решила, что она тоже никогда прежде не видела пенис), потом поспешно натянула на «пациента» одежду и отвела вниз, как раз перед тем, как вошла моя мать в облаке духов и жемчуга.
Она увидела меня, и улыбка замерла на ее губах.
– Чем ты занималась, Фредерика?
Я как-то сразу поняла, что мама вряд ли одобрила бы игру «в доктора».
– Ничем, мама.
– Где мальчик?
– Какой мальчик?
Она оглянулась, нахмурилась, затем пожала плечами:
– Я еду в «Брайтли» на ленч. Будь хорошей девочкой.
Но это было давно, а теперь Кике снова нужно было выручать меня.
– Когда пришла Уиннифред? – спросила я горничную. – Объясни мне, почему ты вообще ее впустила.
Оказывается, Уиннифред шагнула в дом, как только открылась дверь, заявив, что ей необходимо меня увидеть. Горничная пыталась выставить ее, говоря, что я еще не встала, но Уиннифред стала громко звать меня.
Кика шикнула на нее и попросила подождать в гостиной, выиграв тем самым время. Поднимаясь наверх «позвать меня», она увидела мой «мерседес». Кика бегом спустилась по черной лестнице и через кухню вылетела мне навстречу. Теперь она вела меня в дом, настоятельно рекомендуя делать вид, будто я только что проснулась.