Больше всего в бежевой сиамке меня поражает ум. Бежевая даже во сне сохраняет мудрость старшей. Ее черты благородны. По человеческим меркам ей семьдесят лет. Наши волосы седеют, а ее шерсть темнеет. Одним словом, Бежевая — воплощение ума.
Полосатый моложе, но он мужчина в доме. Глупый и добрый, он всегда хочет ласки, и его преданность не знает границ. В Полосатом есть что-то от собаки: вся его жизнь сосредоточена на хозяине. И он рад своей зависимости. Я люблю его меньше, чем сиамку, может поэтому Полосатый боится даже собственной тени. Глядя на него, я понимаю, что чувствует тот, кого не любят.
Самая младшая кошка строптива. Ее родители обитали на песчаных равнинах Бретани, и Черная не забыла своих корней. Таким образом, в центре Парижа обитает дикая кошка. Черная или крадется, или удирает, она все время носится. И этим напоминает мне покойную Мод: она тоже дитя свободы. Младшенькая непредсказуемая и шустрая. Ее может обрадовать любой пустяк. Но это вовсе не значит, что она лишена серьезности и глубины.
Полосатый нападает на нее, когда я отворачиваюсь. Он не прощает ей того, что она самая любимая.
Черная похожа на рисунок Делакруа, на пантеру Бари. В этой малышке меня поражает хватка хищника. Глядя на нее, понимаешь, что такое дикие джунгли. Эта малышка любит риск. Она всегда готова принять брошенный вызов.
По ночам, когда я работаю, Черная гуляет по крышам. В глубине ее души осталась память об огромных пространствах Бретани. Даже когда она спит, запрокину в голову, из-под сомкнутых губ высовываются клыки. А проснувшись, этот вампир похож в профиль на плюшевую игрушку: поднятые ушки, плоская мордочка, смешно топорщатся длинные усы. Ее глаза цвета анисового ликера замирают так, будто видят галлюцинации.
Пчеле грозит опасность, и я решаю спасти ее. Черная притаилась в жимолости и меряет меня взглядом. Желтые глаза — как луч лазера. Я протягиваю руку. Мои пальцы касаются густого меха. Ласка оказывается действенной: Черная кладет мне в ладонь лапку с втянутыми копями.
27 февраля
Шестое воскресенье после выхода из комы. Я листаю Библию, которую ты мне подарил, Франк. Я нашла там фразу, которую дарю тебе: «Февраль. Мы оставляем смертную тень, чтобы пойти к тому кто есть Свет, рожденный из Света. После Рождества день понемногу наступает на ночь».
Я перечитываю единственное электронное письмо, которое я отослала в нефтяную компанию «Франс & Петроль Инк». «Мы — выразители гражданского возмущения. Пятьсот тысяч птиц, перепачканных мазутом, не могут взлететь. Это что, страшный сон? Над планетой бушуют ураганы. По-вашему, это просто природное явление? А загрязнение окружающей среды, вызванное стремлением к быстрой наживе? А те, кто умирает от листериоза, пали жертвой Рынка? Давайте же отдадим на бирже привилегии политкорректным обществам и объявим бойкот всем остальным. И пусть себе Зеленые пресмыкаются, мы не имеем к ним отношения. Ответственны, но невиновны? Нам не нужна Ваша милостыня, господин Петроль-Тоталь».
Изредка я выхожу. Задеваю прохожего, но он не обращает внимания. В безлюдные часы я зашла в ресторан «Купол», у меня долго не принимали заказ. Я позвала: «Официант!» — и меня наконец-то заметили. Он подскочил, провел по столу тряпкой, совсем как в американских фильмах. Я заказала свежевыжатый апельсиновый сок и яичницу-болтанку, но ни пить, ни есть не стала — почему-то расхотелось.
Семейные пары выглядят такими счастливыми. Их глаза излучают жизнь. Я им завидую. Нас разделяет стекло. Я вижу, как открываются рты, женщины беззвучно смеются, как в немом кино. Разве мои соседи знают о своей хрупкости? Разве они думают о крови и других жидких средах нашего организма? В будничной жизни мало заботятся о теле.
Модно одетая дама прикуривает сигарету, а я думаю о ее внутренностях, артериях. Ее жизнь — это сложное взаимодействие крови, мышц и внутренних органов. Достаточно одной мелочи, чтобы уничтожить механизм, который она носит под пальто от Жана-Поля Готье. Я все время думаю о смерти. Карьера, служебный рост — смешная суета, как и то, что я проделывала со своими грудями.