Но я уже разуверился в том, что по отношению к неграм существует справедливость. По опыту знаю, что справедливость иной раз торжествует, если у чернокожего окажутся деньги, чтобы подмазать там, где надо. Но у меня денег не было. Я был нищий негр, готовый кандидат в обитатели тюрьмы, если только не найду Фрэнка, чтобы отгородиться им от Де-Витта Олбрайта и от полиции. И я пустился на поиски.
Сначала я направился в бильярдную в Слаусоне. Заведение Рикардо походило на пролом в стене без окон и с одной дверью. Снаружи не было никакой вывески, потому что либо вы знали, где находится заведение Рикардо, либо были чужаком. Джоппи несколько раз водил меня к Рикардо после того, как закрывал свой бар. Это серьезное заведение посещали темные личности со злобным взглядом. Они курили и напивались до бесчувствия перед очередным делом. В таком месте вас могли запросто убить, и только рядом с таким крутым парнем, как Джоппи Шэг, я чувствовал себя в безопасности. Но стоило ему отлучиться в туалет, и я тотчас же начинал почти физически ощущать, как в темноте бьется пульс насилия.
Фрэнка Грина только в таких местах и можно было отыскать. Потому что Фрэнк сам был темной личностью. Когда кто-то не возвращал долг или увивался за его девушкой, Фрэнк отправлялся к Рикардо и подыскивал человека с "пушкой", который помогал ему расправиться с обидчиком. А иногда ему просто нужна была подмога для захвата партии сигарет. У Рикардо собирались отчаянные ребята, они постоянно жили не в ладах с законом.
В большой комнате стояли четыре бильярдных стола, над каждым столом висела лампа с зеленым абажуром. Вдоль стен на стульях с прямыми спинками посиживали завсегдатаи. Они пили из коричневых бумажных стаканчиков и курили. Тусклый свет слабо озарял эту комнату. Игрой заправлял тощий парень по имени Микки, сын Розетты. С тех пор как Рикардо, заболев диабетом, потерял обе ноги, заведением управляла Розетта. Рикардо лежал где-то наверху в своей постели, пил виски и глазел на стены. Когда я услышал про болезнь Рикардо, я выразил свое сочувствие: "Мне очень жаль, Рози".
Глазки-бусинки тонули в пухлой коричневой плоти на широком лице Розетты. Бросив на меня косой взгляд, она проворчала: "Он набаловался с бабами за двоих и с лихвой. Теперь пусть отдохнет". Вот что она ответила на мое соболезнование.
Она сидела за единственным карточным столом в дальнем углу комнаты. Я подошел к ней поздороваться:
– Добрый вечер, Розетта! Как сегодня идут дела?
– Джоппи здесь? – спросила она, окинув меня взглядом.
– Нет, у себя в баре.
Розетта посмотрела на меня так, словно я приблудная кошка, нацелившаяся на ее сыр.
В этой темной и задымленной комнате невозможно было разобраться, кто чем занимается, но я тут же ощутил устремленные на меня взгляды. Даже Розетта не сводила с меня глаз.
– Кто-нибудь в последнее время продавал хорошее виски, Рози? – поинтересовался я, надеясь завести непринужденный разговор, прежде чем задать свои вопросы. Но ее пристальный взгляд выбил меня из колеи. Кроме того, в комнате было слишком тихо для такого разговора.
– Здесь не бар, дорогуша. Если тебе нужно виски, лучше ступай к своему другу Джоппи. – Она взглянула на дверь, видимо желая, чтобы я поскорее ушел.
– Мне нужна не выпивка, Рози. Я хотел бы купить ящик или два.
– Почему бы тебе не спросить своего дружка? Он знает, где добыть виски.
– Джоппи послал меня сюда, Рози. Он говорит, что ты знаешь.
Она все еще подозрительно косилась на меня, но, думаю, причиной такого нерасположения был не страх, а что-то другое.
– Можешь попытаться с Фрэнком Грином, если хочешь покупать ящиками.
– Да? А где я могу его найти?
– Я не видела его несколько дней. Наверное, где-нибудь обделывает свои дела.
Это было все, что могла сказать Розетта. Она закурила сигарету и отвернулась. Я поблагодарил ее спину и направился к Микки.
– Сыграем в восьмерку? – спросил Микки.
Мне было все равно, во что играть. Я поставил пятерку и проиграл. Потом проиграл еще пять долларов. На это ушло около получаса. Когда мне показалось, что я достаточно заплатил за полученную информацию, я помахал Микки и вышел на солнечный свет.
Сам не знаю почему, я испытывал радость. Потому что, наверное, впервые в своей жизни делал что-то по своему уму-разуму, а не по чужому приказу. Я рассчитывал только на самого себя. Правда, пока я не нашел Фрэнка, но заставил Розетту проговориться и назвать его имя. Если бы она знала, где он сейчас, я добрался бы до него уже сегодня.
На Изабелла-стрит, в конце тупика, в большом доме располагалось заведение Верни. Рабочий люд частенько заглядывал к ней, чтобы навестить одну из здешних девушек. Это был гостеприимный дом со спальнями на втором и третьем этажах и с кухней и гостиной на первом, где посетители могли поразвлечься.
Верни – светлокожая женщина с сединой в золотых волосах, весом около девяноста килограммов – день и ночь торчала в кухне. Ее дочь Дарсел, такая же толстушка, как и мать, приглашала мужчин в гостиную и получала с них доллары за еду и питье.
Некоторые посетители, вроде Оделла, были счастливы сидеть в гостиной, пить и слушать патефонную музыку. Время от времени Верни появлялась в гостиной, чтобы поприветствовать старых друзей и познакомиться с новоприбывшими. Кроме выпивки и патефона, к вашим услугам были и девушки. Они поджидали клиентов, сидя у дверей своих спален. В холле второго этажа Хью Барнес надзирал за порядком. Это был широкобедрый, крепко сбитый мужчина с лицом невинного младенца. Но, несмотря на свою внешность, Хью был быстр и коварен. Благодаря ему дела у Верни шли гладко. Я зашел к ней сразу после полудня.
– Изи Роулинз. – Дарсел протянула мне свои пухлые ручки. – А я уж было решила, что ты умер и вознесся на небеса.
– Угу, Дарси. Ты ведь знаешь, я приберегал это для тебя.
– Тогда, пожалуйста, сделай это сейчас. Ну пожалуйста.
Она взяла меня за руку и повела в гостиную. Там несколько человек сидели вокруг стола, пили и слушали джаз. На кофейном столике стояли большая миска с рисом и белые фарфоровые тарелки.
– Изи Роулинз, – послышалось из двери в кухню. – Как ты, детка? – спросила Верни, подбегая ко мне.
– Просто прекрасно, Верни. Просто прекрасно.
Большая женщина прижала меня к себе, и мне показалось, что я окунулся в пуховую перину.
– Ох, – простонала она, почти оторвав меня от пола. – Тебя слишком долго не было. Слишком долго!
– Да, да, – бормотал я, сжимая ее в объятиях, а потом усадил на кушетку.
Верни улыбнулась мне.
– Посиди здесь, Изи: хочу, чтобы ты рассказал, как идут дела, прежде чем отправишься наверх.
С этими словами она вернулась на кухню.
– Как дела, Рональд? – спросил я у своего соседа.
– Так себе, – ответил Рональд Уайт – паяльщик, обслуживающий весь город. Он носил, не снимая, рабочий комбинезон и утверждал, что это единственный костюм, который у него имеется.
– Спасаешься здесь от своих ребят?
Мне нравилось подшучивать над Рональдом на семейную тему. Жена каждые двенадцать или четырнадцать месяцев приносила ему сына. Она была религиозная женщина и не признавала противозачаточных средств. В тридцать пять лет у Рональда было девять сыновей и десятый на подходе.
– Они готовы разнести весь дом на куски, клянусь тебе, Изи. – Рональд покачал головой. – Они ползали бы по потолку, если бы там было за что зацепиться. Знаешь, из-за них я боюсь идти домой.
– Брось, старик. Не может быть, чтобы все было так плохо.
Лоб у Рональда сморщился, как чернослив, и лицо исказила гримаса муки, когда он жаловался мне: