Выбрать главу

Мы провели насыщенную неделю, главным образом, занимаясь покупками, и я снова ощутила возбужденную жизнь города. Снова я наблюдала из окна, как ежедневно в два часа состоятельные люди вылезали из карет, отправляясь обедать. На это стоило посмотреть, ибо экстравагантные прически дам выглядели почти комично. Они были вынуждены балансировать, дабы сохранить в целости сооружения на головах, изображавшие то райских птиц, то парусные корабли. Народ передразнивал аристократов, что было чревато неприятностями. В доме графа, как и в других знатных семействах, обед происходил в шесть, чтобы можно было успеть в оперу или другой театр к девяти часам, когда город приобретал иной облик.

Мы как-то посетили частный театр, чтобы посмотреть пьесу Бомарше[68] "Женитьба Фигаро", которую, по словам графа, не следовало бы показывать в эти дни, так как она была полна критических намеков в адрес деградирующего общества на радость тем, кто жаждал его уничтожения.

Когда мы возвращались в отель, он был задумчив и мрачен.

У него было много дел, и он часто отлучался, бывая при дворе. Меня трогало, что, несмотря на все происходящее, граф находил время заботиться о моей безопасности, хотя, конечно, я не верила, что брак его дочери был ускорен по этой причине.

Робер де Грасвиль с родителями и их слугами прибыли в Париж.

Будучи взволнованной, Марго была столь красивой, что я почти поверила, будто она в самом деле влюблена. Хотя ее эмоции, возможно, были поверхностными, она относилась к ним серьезно.

Бракосочетание происходило в капелле на верхнем этаже дома. Поднявшись из роскошных апартаментов по винтовой лестнице, мы очутились в совсем иной атмосфере.

Там было холодно. Пол был выложен камнем, скамьи стояли перед алтарем, покрытым расшитой золотом материей, над которым возвышалась статуя Мадонны, сверкающая драгоценными камнями.

Церемония быстро завершилась. Сияющие Марго и Робер вышли из капеллы.

Вскоре мы уже сидели за столом: граф во главе стола, его зять справа от него, а Марго слева. Я сидела рядом с отцом Робера, Анри де Грасвилем.

Обе семьи, несомненно, были довольны браком. Анри де Грасвиль шепнул мне, что молодые, безусловно, влюблены друг в друга, и что он очень этому рад.

– В таких семьях, как наши, браки редко бывают удачными, – сказал он. – Часто оказывается, что молодые не подходят друг другу, хотя бывает, что они росли вместе. Но наши дети вроде бы счастливы.

Я согласилась с ним, но не переставала думать, что бы он почувствовал, узнав о печальном опыте Марго, и горячо надеялась, что все обойдется, но мне было не по себе, когда я вспоминала требования двух доверенных слуг.

– Хорошо, что мы скоро уедем из Парижа, – продолжал Анри де Грасвиль. – В Грасвиле нам будет спокойно. Там нет никаких волнений.

Мне очень нравился отец Робера, хотя он был абсолютно не похож на графа. В нем было что-то простодушное. Казалось, он видел в каждом только самое лучшее. Я бросила взгляд через стол на довольно мрачное лицо графа. Он выглядел, как человек, испытавший за свою жизнь всевозможные приключения, в результате чего его идеалы потускнели, если вовсе не рассыпались в прах. Я почувствовала, как мои губы изогнулись в улыбке, и в этот момент граф посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнула усмешка.

Когда трапеза была закончена, мы собрались в гостиной, и граф заметил, что по его мнению было бы разумно, не теряя времени, отправляться в Грасвиль.

– Невозможно предугадать, когда начнутся волнения, – сказал он. – Для этого достаточно самого незначительного предлога.

– О, Шарль-Огюст, – засмеялся Анри де Грасвиль, – уверен, что вы преувеличиваете.

Граф пожал, плечами, твердо решив поступать по-своему. Подойдя ко мне, он шепнул:

– Я должен переговорить с вами наедине, прежде чем вы уедете. Идите в библиотеку – я присоединюсь к вам там.

Анри де Грасвиль посмотрел на часы, висящие на стене.

– Если мы должны ехать сегодня, – сказал он, – то лучше отправиться через час. Это всех устраивает?

– Безусловно, – откликнулся граф, отвечая за всех.

Я сразу же пошла в библиотеку, и он вскоре последовал за мной.

– Дорогая Минель, – заговорил граф, – вам, наверное, интересно, почему я отсылаю вас так скоро?

– Я понимаю, что мы должны ехать.

– Бедный Анри! Он едва ли осознает ситуацию. Живя в деревне, он полагает, что пока овцы блеют, а коровы мычат, ничего не изменится. Молю Бога, чтобы он смог и дальше думать так же.

– Эта философия весьма удобна.

– Вижу, что вы настроены на дискуссию и намерены утверждать, что Анри – счастливый человек. Он продолжает верить, что все идет хорошо, Бог хранит нас, а народ невинен и простодушен. В один прекрасный день его ожидает жестокое пробуждение. Конечно, вы скажете, что он, по крайней мере, был счастлив до того. Я мог бы поймать вас на слове, но для этого у нас мало времени. Минель, вы никогда не говорили, что любите меня.

– Я не могу говорить так легко о подобных чувствах, как вы, влюблявшийся в стольких женщин. Думаю, что вы часто говорили им, что любите их, хотя на самом деле испытывали лишь мимолетное увлечение.

– Значит, когда вы мне это скажете, я смогу быть полностью уверенным в ваших словах?

Я кивнула.

Он привлек меня к себе и прошептал:

– О Боже, Минель, как я жду этого дня! Когда же он наступит, Минель?

– Я еще многое должна понять.

– Стало быть, вы не так любите меня, как я вас.

– Прежде чем я смогу полюбить вас, мне нужно узнать, что вы из себя представляете.

– Вам ведь нравится мое общество. Вы не находите меня отталкивающим. Ваши глаза сияют, когда вы смотрите на меня…

– Но моя жизнь была так непохожа на вашу! Мне нужно приспособиться к новым стандартам, и я не знаю, смогу ли я это сделать.

– Минель, неужели вы не слышите предупреждающий набат? Разве вы не знаете, что произошло в этом городе в канун дня Святого Варфоломея двести лет назад – точнее, двести семнадцать?[69] Некоторые чувствовали, как это приближается. Несколько недель это носилось в воздухе, пока не разрешилось ужасающей резней. Теперь происходит нечто подобное, но по сравнению с грядущим кошмаром, Варфоломеевская ночь покажется незначительной. Колокола словно говорят: живите полной жизнью сегодня, ибо завтра вы, возможно, не будете жить вообще. Почему же вы отвергаете меня, когда каждая ночь может оказаться для меня последней?

Я испуганно прижалась к нему и тут же подумала: а вдруг это трюк, чтобы выудить у меня признание. Однако теперь я осознала природу своих чувств к графу.

Я любила его, если любовь к мужчине означает желание постоянно находиться с ним рядом, в его объятиях, быть для него всем. Но я не могла ему доверять. Когда я была в состоянии ясно мыслить, то понимала, что смерть Урсулы произошла уж очень кстати. Я была новичком в любви, а граф располагал обширным опытом, включавшим искусство обманывать.

Мне нужно быть осторожной. Пока что я могла поздравить себя с тем, что мне удавалось держать графа на должном расстоянии, несмотря на властный зов моих чувств. Строгое воспитание и память о маме удерживали меня от глупостей.

– Значит, – с нежностью произнес граф, – я вам небезразличен?

– Я полюбила вашу семью, – ответила я, – провела некоторое время в вашем доме, а Марго всегда была моей подругой. Но я вижу, что наши жизни не похожи друг на друга, и у нас разные моральные устои. Поэтому мне нужно подумать.

Граф, прищурившись, смотрел на меня.

– Да, вы росли в ином обществе, но вы искатель приключений, Минель. Вы не хотите запереться в своем маленьком мирке и не исследовать другие миры. Ваша натура стала для меня ясной, когда вы заглядывали в комнаты в ДеррингемМэноре. Так не поступают хорошо воспитанные девочки.

– С тех пор я выросла.

вернуться

68

Бомарше Пьер Огюстен Карон де (1732-1799) – французский драматург, авто трилогии о хитроумном цирюльнике Фигаро, вторая пьеса которой, "Женитьба Фигаро", изобилующая острой критикой феодальных устоев, была почти повсеместно запрещена.

вернуться

69

В ночь на 24 августа 1572 г. – "Варфоломеевскую ночь" – в Париже произошло массовое избиение гугенотов – французских кальвинистов.