– Мы оба очень признательны тебе, Периго, – промолвил граф. – Твоя служба не будет забыта.
– Мой долг служить вам, мсье граф, – ответил он. – Надеюсь, что смогу это делать еще много лет.
Граф был глубоко тронут, а я почувствовала, что у меня на глазах показались слезы. Сейчас я спрашивала себя, как я вообще могла усомниться в графе, но его присутствие всегда производило на меня подобный эффект.
Когда Периго вышел, граф сел у моей кровати. Он сказал, что для него все происшедшее абсолютно ясно. Этьен всегда надеялся быть узаконенным и стать наследником титула и состояния. Так бы и случилось, если у графа когда-нибудь не появился бы законный сын.
– Конечно, – продолжал граф, – Этьен знал о моих чувствах к вам и начал опасаться последствий. Он справедливо считал, что я собираюсь жениться на вас, а если у нас будет сын – на что мы в полном праве рассчитывать, не так ли? – то его надежды рухнут. Следовательно, вы представляли для него угрозу.
– А где же сейчас Этьен?
– Он был в Шато-Сильвен, присматривая за поместьем. Теперь Арман поспешит к нему и сообщит о крушении их планов. Думаю, что Этьен сразу же покинет замок, так как поймет, что мне все известно. Больше он никогда не осмелится взглянуть мне в глаза. С Этьеном все кончено. А мы с вами должны немедленно обвенчаться.
Я издала протестующий возглас, вспомнив, о своих беседах с Джоэлом. Хотя я и не обещала выйти за него замуж, но все же и не совсем ему отказала. Как же я могла сразу же стать женой графа? Кроме того, как только я подумала о браке с ним, прежние страхи и сомнения вновь подняли голову. Граф был в ужасе от попытки Этьена убить меня, но как быть со смертью Урсулы? Не умерла ли она, потому что стояла на пути его желаний, точно так же как я стояла на пути желаний Этьена?
– Почему вы отказываетесь? – свирепо осведомился граф.
– Я не готова, – ответила я.
– Что за чушь вы несете?
– Это не чушь, а здравый смысл. Я должна быть уверена.
– Неужели вы еще не уверены?
– Ну, вообще-то, да, но еще нужно многое обдумать. В таком серьезном деле, как брак, это необходимо.
– Моя дорогая Минель, в таком деле, как брак, обдумывать нужно только одно: любят ли друг друга мужчина и женщина. Я вас люблю. У вас есть какие-нибудь сомнения на этот счет?
– Может быть, мы с вами понимаем под словом "любовь" не вполне одно и то же. Я знаю, что вы хотите быть со мной, но является ли это любовью?
– Если не это, то что же?
– Общие интересы, взаимное уважение, понимание. Это важнее страсти. Ведь желанию присуща мимолетность. Перед тем, как выйти замуж, я хочу быть уверенной, что мой муж будет хорошим отцом нашим детям, что он разделяет мои моральные принципы, что ему во всем можно доверять.
– У вас высокие требования, – заметил граф. – Очевидно, учительница не может обойтись без того, чтобы не устроить своему поклоннику экзамен.
– Возможно, и так. И, возможно, учительница – неподходящая жена для человека, проведшего жизнь в поисках новых любовных приключений.
– А по-моему, она самая подходящая жена для него. Послушайте, давайте прекратим всю эту ерунду. Я найду священника, который обвенчает нас через несколько дней.
– Мне нужно время, – настаивала я.
– Вы разочаровываете меня, Минель. Я думал, что вы тоже любите приключения.
– Вот видите – я права. Вы уже мной разочарованы.
– Лучше я буду разочарован вами, чем доволен какой-нибудь другой женщиной.
– Это просто нелепо!
– Разве так разговаривают со своим супругом и повелителем?
– Уверяю вас, что мой гордый дух не потерпит никаких повелителей. Так что мне следует хорошенько подумать, прежде чем очертя голову решиться на брак, который может стать бедствием.
– Это будет весьма увлекательное бедствие.
– Лучше избегать всяких бедствий – даже увлекательных.
– Вы просто очаровываете меня!
– Не могу понять, почему. Ведь я никогда с вами не соглашаюсь.
– Слишком много людей со мной соглашаются или притворяются, что делают это. Такое может наскучить.
– Не сомневаюсь, что несогласие вскоре также вам наскучит и будет раздражать куда сильнее.
– Испытайте меня, Минель! Послушайте, любовь моя. У нас мало времени. Предместья готовятся восстать. Они уничтожат нас. Давайте же наслаждаться жизнью, пока это возможно.
– Что бы нас ни ожидало, я должна подумать, – настаивала я.
Граф просидел около моей кровати еще некоторое время. Мы мало говорили, но само его молчание было умоляющим. Я уже колебалась и была готова сказать: "Хорошо! Давайте поженимся и будем хоть немного счастливы вместе", но не могла забыть прогулки и разговоры с Джоэлом, а больше всего – маму.
– А вы послали в Грасвиль сообщение о том, где я? – внезапно спросила я.
Граф ответил, что позаботился обо всем.
– Благодарю вас. А то они начали бы беспокоиться.
Я закрыла глаза, ощущая желание спать. Мне хотелось подумать, но мои мысли могли привести меня все к тому же мучительному вопросу.
Было 14 июля – эту дату во Франции никогда не забудут. Я уже чувствовала себя хорошо, и хотя моя рука все еще была перевязана, рана начала заживать.
Предыдущий день был жарким и душным. В Париже царило спокойствие, но меня не оставляло ощущение, что город подобен притаившемуся зверю, готовому к прыжку.
Я чувствовала постоянное напряжение. За короткое время на мою жизнь уже дважды покушались. Такие испытания всегда оставляют шрамы.
Мне хотелось побыть одной. В таком настроении я набросила легкую накидку и вышла из дома. Проходя по узким улицам, я ощущала на себе косые взгляды. Прохаживающимся взад-вперед королевским гвардейцам было явно не по себе. Издалека доносилось пение.
Кто-то схватил меня за руку.
– Минель, вы с ума сошли!
Это оказался граф. Он был скромно одет в коричневый плащ и высокую шляпу с полями, такую же, как я видела на Периго. Из осторожности люди старались не выходить на улицу хорошо одетыми.
– Вам не следовало покидать дом. Я искал вас и понял, что вы пошли в сторону Нового моста по набережной Орлож. Мы должны сейчас же возвращаться.
Он оттащил меня к стене, так как мимо проходила группа молодых людей – очевидно, студентов. Их крики заставили меня содрогнуться:
– A bas les aristocrates! A la lanterne![79].
Мы быстро пошли назад. Я вся дрожала – не за себя, а за графа, понимая, что, несмотря на простую одежду, в нем можно безошибочно признать аристократа.
Прежде чем мы добрались до предместья Сент-Оноре, весь Париж, казалось, превратился в ад. На улицах слышались вопли. Толпы народу бегали туда-сюда, крича:
– A la Bastille![80].
– Они идут к тюрьме, – сказал граф. – Боже мой! Кажется, началось.
До Сент-Оноре нам удалось дойти благополучно.
– Вы должны немедленно уехать из Парижа, – заявил граф. – Оставаться здесь небезопасно. Скорее переодевайтесь и спускайтесь к конюшне.
Я повиновалась. Граф с нетерпением ожидал меня там. Он давал распоряжения слугам, чтобы они покидали дом, но не все сразу, а постепенно, не привлекая внимания.
Граф и я поехали в Шато-Сильвен и прибыли туда вечером.
– Как видите, вы опоздали с вашими раздумьями, – печально сказал мне он, когда мы стояли в холле. – Революция началась. Вам следует, не теряя времени, возвращаться в Англию. Ради Бога, не говорите по-французски, ибо толпа может принять вас за француженку и врага народа.
– А что будет с вами? Вы тоже поедете в Англию?
Он покачал головой.
– Это только начало. Кто знает, быть может, еще есть время спасти рушащийся режим. Не мне покидать тонущий корабль, Минель. Для меня здесь есть работа. Я вернусь в Париж, повидаю короля и его министров. Возможно, еще не все потеряно. Но вы должны сразу же уезжать – это моя первейшая забота.
80
В Бастилию! (