Маджиде шагнула вперед и в растерянности остановилась. Омер поставил чемодан в угол, указал девушке на обитый материей стул и принялся наводить порядок. Торопливо схватил со стола бритвенный прибор, галстук-бабочку, платяную щетку и сунул все это под кровать. Вытащил из-под подушки несколько грязных носовых платков, пижамные брюки и постарался незаметно сунуть их в нижний ящик зеркального шкафа, стоявшего напротив кровати. Так как шкаф, стол и кровать занимали всю комнату, Омер каждый раз задевал Маджиде, толкал ее стул и, встречаясь с ней глазами, виновато улыбался, словно просил прощения.
Маджиде осматривалась. Трудно было понять, куда выходят окна комнаты: захватанные шторы из какой-то ворсистой ткани не то кофейного, не то серого цвета были плотно задернуты. Крытый линолеумом пол частично покрывал старый свалявшийся ковер, который вызвал у Маджиде такое же отвращение, как и ковер на лестнице.
«Мы прошли никем не замеченные, - думала она. - Может быть, он каждый вечер приводил сюда другую. Может быть… Ну и пусть. Нельзя путать нынешнего Омера с прежним. Разве я сама - та же, прежняя Маджиде? Я, нынешняя, не имею к той никакого отношения. Меня и узнать-то нельзя. Омер тоже, наверное, переменился. Раз так, значит, бессмысленно думать о прошлом».
Омер перевернул простыню и натянул на подушку чистую наволочку. Внимательно осмотрел края одеяла и сокрушенно покачал головой. Потом подошел к шкафу, достал чистую пижаму и положил ее на подушку. Маджиде снова погрузилась в раздумье, сердце у нее забилось.
«Сейчас мы ляжем спать… Вместе? Конечно, вместе… Как будто я не ведала об этом, когда шла сюда. Я пришла, зная и желая этого. Чего же я боюсь? Я всегда спала одна, в своей комнате. Но это совсем другое… Он меня обнимет? И потом я увижу его красивые губы совсем рядом… Даже поцелую их… Да… И как поцелую! О господи, какие бесстыдные мысли лезут в голову!.. Почему бесстыдные? Я уже могу считать себя женщиной. Разве женщины стесняются таких мыслей? А он как будто бы и не рад. Интересно, о чем он думает? А может быть, беспорядок в комнате смутил его, он растерялся? Но разве это имеет значение? Завтра я наведу здесь порядок. Буду аккуратной и заботливой женой… Что значит «буду»? Я уже его жена. Да, но мы не поженились… Ах, вот это плохо… Чего только не будут болтать обо мне. Но я же решила, что мне нет ни до кого дела! Ну, конечно же, какое мне дело? Потом поженимся… Обязательно… Но как сейчас можно об этом говорить? Мы после вместе подумаем…Волосы снова упали ему на лоб, их по утрам нужно расчесывать мокрыми. Но так еще красивей».
Тем временем Омер снял пиджак, ботинки, надел шлепанцы, достал из шкафа маленькое чистое полотенце и тихонько вышел из комнаты. Маджиде, прервав свои размышления, вскочила, торопливо порылась в чемодане, вынула свой ночной халат и сразу же стала раздеваться. Оставшись в одной рубашке, она вдруг испугалась, сердце ее заколотилось. Если бы в этот момент вошел Омер, она, пожалуй, закричала бы и спряталась от него. Тем не менее она не могла подавить в себе желания увидеть себя как бы со стороны, пока не надет ночной халат, и подошла к пыльной зеркальной дверце шкафа. Рубашка доходила ей до колен, оставляя открытыми стройные ноги. Быстро осмотрев себя, Маджиде остановила взгляд на прическе. Поправила волосы. Приблизив лицо к зеркалу, она заметила легкую улыбку в углах губ. Эта улыбка держалась на ее губах все время, пока она надевала ночной халатик и ложилась в постель. Даже когда она натянула на себя сбившееся одеяло и, обессиленная от волнения, закрыла глаза, ожидая Омера, на ее лице все еще играла улыбка, это была улыбка прощания с детством.
XIII
Когда Омер открыл глаза, он увидел, что Маджиде уже проснулась. Одетая так же, как и вчера, она сидела в профиль к нему, у стола, и задумчиво глядела перед собой. Омер некоторое время наблюдал за ней. Теперь он видел, как прекрасна ее шея, сиявшая белизной под волосами, которые она гладко зачесала назад. «Отчего я не проснулся, когда она встала и одевалась», - пожалел Омер. Потом подумал: «Который же час? Наверное, я опять опоздал в контору? Это уж слишком. Не хватало только, чтобы сейчас меня выгнали с работы. Тогда все пропало. Я во что бы то ни стало должен сегодня пойти в контору. Нужно бы переговорить с моим важным родичем. Расскажу, в каком оказался положении, скажу, что женился или, лучше, что собираюсь жениться. Может быть, найдет мне место поприличнее. На сорок две лиры семью не прокормишь… Но, главное, надо подумать, как быть сегодня. Кажется, у меня оставалось что-то около тридцати пяти курушей. Что на них можно сделать? Как я скажу ей об этом?»
Он пошевелился. Кровать скрипнула, и Маджиде повернула голову. Увидев, что Омер проснулся, она улыбнулась. И эта улыбка придала ее бледному, немного осунувшемуся лицу еще большую привлекательность. «Благодарю тебя. Я люблю тебя. Ты принес мне счастье!» - говорил ее взгляд так откровенно и ясно, как не могли сказать никакие слова. И Омеру почудилось, что он полной грудью вдыхает аромат цветов.
Омер вскочил с кровати. Босиком по грязному ковру подбежал к Маджиде, обнял ее и долго стоял, прижавшись лицом к ее щеке. Он гладил ее шею и, запустив пальцы в завитки волос на затылке, прижимал к себе ее голову.
Отпустив ее, он быстро оделся и, пытаясь придать естественность своему голосу, сказал:
- Я загляну в контору, постараюсь раздобыть денег.
Маджиде снова улыбнулась:
- У меня есть кое-что… До конца месяца дотянем. Да и не так уж долго осталось!
Омер вышел из комнаты и через некоторое время вернулся вместе с хозяйкой.
- Это моя жена!.. Мадам, наша хозяйка! - представил он их друг другу.
Мадам на вид было лет сорок - пятьдесят. С ее постной физиономии не сходило выражение вечного недовольства. Одежду она носила исключительно черного цвета, а волосы затягивала в тугой пучок на затылке. Мадам остановила на Маджиде долгий изучающий взгляд, затем, повернувшись к Омеру, проговорила с сильным греческим акцентом:
- Я очень рада! - и, обернувшись к Маджиде, добавила: - Я вам предоставлю соседнюю комнату. Она немного больше. Сейчас мы в ней приберем, подметем, и сегодня же вы сможете переехать.
Омер позавтракал вместе с Маджиде в маленькой столовой по соседству. Потом сел в трамвай и уехал на почту, а Маджиде вернулась домой, чтобы перебраться в другую комнату.
Когда Омер, взбежав по каменным ступеням, влетел в контору, он никого из сотрудников не застал на своих местах: все ушли обедать и еще не вернулись. Он сел за свой стол, зарегистрировал несколько бумажек, лежавших перед ним, и, не зная, чем бы еще заняться, стал перелистывать бухгалтерские книги; назначение большинства из них он давно позабыл. Отныне, решил он, следует проявить усердие в работе, дабы никто не мог его попрекнуть незаслуженным жалованьем. Пора крепко стать на ноги. Никогда прежде он не ощущал такой потребности и поначалу обрадовался, но вскоре призадумался: не слишком ли быстро он меняется?
Обеденный перерыв кончился, стали возвращаться чиновники. Они удивленно таращились на Омера - не привыкли видеть его поглощенным работой. Обмениваясь с ним короткими приветствиями, они усаживались за свои столы. А Омера так и подмывало сообщить всем о своей женитьбе. Так прямо и сказать: «Знаете, я женился! Сегодня. Теперь у меня семья. И мне, как большинству из вас, придется отныне думать о хлебе насущном и угождать начальству в надежде на прибавку к зарплате». Но он себя сдерживал. Какая там женитьба! Ни свадьбы, ни обручальных колец. Да над ним просто посмеются. И потом, разве его сослуживцев интересует что бы то ни было, не имеющее отношение к их собственным персонам? Пожалуй, только как тема для сплетен.