— В чём дело? — обеспокоенно спросила Меррит. — Осторожнее, ты причинишь себе вред… позволь мне…
Одну руку она положила ему на плечо, другую на спину. От нежного, но решительного прикосновения её ладоней, его затопило вожделение. В голове Кира словно открылся новый шлюз, и на мгновение он представил их с Меррит вдвоём в постели, ощутил её дыхание у своего уха, пульсирующую шелковистую женскую плоть, которая сжимала его член, пока он проникал в её глубины, чувствуя ответный трепет…
— Не прикасайся ко мне, — чересчур грубо бросил он.
Меррит отдёрнула руки.
Кир наклонился вперёд, оперевшись руками о бёдра. Она стояла слишком близко, её нежный аромат лишь сильнее его распалял. У него закружилась голова, он стал задыхаться от недостатка кислорода. Кир мрачно сосредоточился на боли в рёбрах, чтобы подавить вспышку вожделения.
Нет… он никогда с ней не спал. Она бы ему не позволила, и, видит бог, он бы не стал даже пытаться.
Стараясь обуздать неуправляемое желание, Кир услышал пронзительные вопли, которые становились всё более настойчивыми. Детский плач. Подняв голову, он посмотрел на дверной проём, в котором стояла леди Фиби Рэвенел с егозливым младенцем на руках.
"Чёрт меня подери", — мрачно подумал Кир.
После завтрака они с Меррит имели долгий непростой разговор, полный откровений о давнем романе герцога с Корделией, леди Ормонд, и его последствиях, одним из которых, скорее всего, стал сам Кир. А это означало, что рыжеволосая женщина на пороге вполне могла быть его сводной сестрой, а вопящий бесёнок — племянницей.
Родители Кира были уже немолодыми, поэтому он не рассчитывал, что у него может появиться брат или сестра. Шумная компания друзей заменила ему братьев, а мужчины на винокурне считались членами семьи. Странно думать о том, что у него есть сестра. Кира потряс тот факт, что впервые в жизни перед ним стоял человек… женщина, с которой его, возможно, связывали кровные узы. И не просто женщина, а леди благородных кровей. О чём им говорить, ведь между ними нет ничего общего?
Но, чем дольше он смотрел на леди Фиби, тем сильнее она напоминала ему обычную молодую мать с Айлея, которая не высыпается и не всегда понимает, чего хочет её ребёнок. Она обладала каким-то живым внутренним сиянием, "кэнти", как выразился бы шотландец, обозначая этим словом танцующее пламя свечи.
— Прошу прощения, — извинилась Фиби с забавной гримасой, пытаясь угомонить беспокойного младенца. — Я подумала, что мы могли бы нанести вам краткий визит, но у дочки, похоже, другие планы. Возможно, мы заглянем к вам попозже.
"Она нервничает, — подумал Кир. — Точно так же, как и я".
Его взгляд переместился на несчастную извивающуюся среди вороха белых оборок малышку, её пухлые ножки в чулках крутились, как паруса ветряной мельницы. Одной маленькой белой пинетки не хватало. При виде большого розового банта на голове девочки, который был повязан на пучке морковно-рыжих волос в безуспешной попытке их укротить, Кир не смог сдержать улыбки.
— Не торопитесь уходить, — сказал он и поднялся на ноги.
Желая помочь, Меррит поспешила к Фиби и малышке.
— Она голодна?
Фиби расстроено покачала головой.
— Нет, я недавно её кормила. Иногда у неё случаются приступы дурного настроения, и с ними ничего нельзя поделать. — И с печальным видом добавила: — По-видимому, я была такой же.
— Дай мне её, — предложила Меррит. — Мы прогуляемся взад и вперёд по коридору, пока вы с мистером Макреем побеседуете.
— Думаю, будет лучше, если я отнесу её в детскую. — Фиби бросила на Кира полный сожаления взгляд, когда он присоединился к ним. — Прошу прощения, мистер Макрей. Ребёнок не в духе, и я не могу…
— Как её зовут? — спросил он.
— Иден.
К удивлению обеих женщин, Кир потянулся к ребёнку. Фиби замешкалась, но потом передала ему младенца.
Кир поудобнее устроил малышку на своём широком плече и принялся размеренно похлопывать её по крошечной спинке.
— Бедная малютка, — пробормотал он. — Ну, ну… Не терзайся… слёз не лей… Сложи крылья, птичка, и прижмись ко мне поскорей…
У Меррит отвисла челюсть, пока она наблюдала за тем, как большой, суровый шотландец бродит по комнате с ребёнком на руках. Меррит и Фиби обменялись удивлёнными взглядами, когда Иден перестала плакать и засопела.
У Меррит побежали мурашки по шее: Кир тихо напевал ребёнку песенку на шотландском. От его низкого ласкового баритона и ненавязчивой мелодии её косточки превратились в желе. Чудо, что она не растеклась лужицей на полу.