— Видно выехал, да не в Петроград…
— А если бы это был муж, куда бы он поехал?
— Только в Петроград, чтобы разрушить легенду о своей смерти…
— Значит, тот, кто выехал скорым, «завтра будет» не в Петрограде, а в ином условленном пункте… Быть может, в заграничном городе… Он отправил из Варшавы свои страшные посылки и улизнул…
— Конечно, если бы Невзоров был в живых, он откликнулся бы немедленно. Ведь во всех газетах напечатаны телеграммы об аресте его жены!.. Значит, он или на том свете, или за границей…
— За границей он тоже узнал бы. Не может русский человек жить за границей, не читая русских газет…
— Ну, это, положим, не так… Я бы о русской газете и не вспомнил. Так там все интересно, ново, увлекательно в действительной жизни, что я ничего не читаю, кроме вывесок и меню. Да я, признаться, и здесь не всегда читаю… Некогда…
— А вы не предъявляли до сих пор этих телеграмм Невзоровой?
— Нет. На это у меня были веские основания. Но теперь немедленно предъявлю. Послушаем, что скажет барынька.
— Для меня она сплошная загадка. С одной стороны, у нее такой искренний тон, такие правдивые глаза. А с другой стороны, факты так беспощадно изобличают ее…
— Истеричка!
Глава двадцать девятая В РАЗГАРЕ ПИРА
Инженер Неберучев провозгласил тост за теток поставщиков.
За самих поставщиков уже пили. За жен поставщиков пили. За дочерей поставщиков пили. За матерей — пили.
Взрыв аплодисментов покрыл находчивый тост. Как вдруг электричество померкло. Не погасло, а померкло.
— Второе предостережение! — пробасил Дормидонтов.
— В этом ресторане завсегда так. Сперва на стол свечи подадут, дескать, скоро ресторан закроют. Потом электричество при спустят. А потом и — шабаш, просят о выводе и о выходе…
— Для нас закон не писан! — пропищал хлыщеватый инженерик, более похожий на правоведа.
— Мы еще за тещ не пили…
— И за бабушек!..
— Господа, здесь у нас нет ни бабушек, ни дедушек! — выкрикнула Жюли. — Лучше обсудим, куда мы отсюда!
— Тост за тещ и бабушек будет провозглашен у меня на квартире… — ответил Неберучев.
Платов толкнул его в бок.
— Неудобно. Ты забыл, что мы с девицами? Что скажет твоя жена? Ведь половина четвертого ночи…
— Жена в мои служебные дела не вмешивается. Она знает, что необходимо для пользы дела. Я сегодня Дорми-донтова необработанным не отпущу.
— Едем куда угодно… Ну, хоть ко мне… Но не в семейный же дом… Ведь там одна Манька-Ковбойка может такой скандал устроить… Маньку выкинем. По дороге из автомобиля выставим.
— Без Маньки Дормидонтов не тронется… А если выкинешь — разозлится…
И еще раз зычным голосом Неберучев гаркнул:
— Господа, оканчивать наш милый праздник едем ко мне. Я предупредил по телефону, чтобы все было готово!
Манька-Ковбойка взвизгнула от радости.
— Ужасно люблю бывать в семейных домах!
Дормидонтов спросил:
— Всей семьей едем, или без дам?
— Всей семьей! Всей семьей!.. Я даже советовал бы дам забирать как можно больше! Потому, что у меня дома есть запас вин и закусок. Но запаса дам не имеется!..
— Будет! Будет!.. Неберучев такой хозяйственный, что дойдет и до этого… до склада дам.
— Ты меня в склад возьмешь? — крикнула Манька.
— Нет, ты у меня все вино перепортишь…
— Ми не пьючки. Нас склядивай нах скляд!.. Ми три скляди!..
— Немок беру. Все три сестры будут лежать про запас для Карла Антоновича!..
— Я тоже лягу! — Верка-Недомерка едва держалась на ногах. — Милый Иван Иваныч, вези меня на коленях… Я так не доеду…
— Я тебя посажу на колени к шоферу!..
Жюли была правой рукой Неберучева. Она была трезвее всех, хотя и симулировала опьянение.
Ее целью было отстранить от Дормидонтова Маньку-Ковбойку. Но Дормидонтову была более по душе Манька.
Жюли пробовала было вступить с ней в сделку.
— Даю четвертную, уступи мне старика.
— Только попробуй отбить. Я тебе публично морду рас-кровяню.
— Дура. Да ведь это для дела нужно. Меня Неберучев просил замарьяжить Дормидошку…
— А мне нет дела до твоего дела. У меня свое дело.
Все уж встали с мест, шумят, уговариваются, кто с кем поедет.
Пьяная Спаржа расплакалась:
— Ни за что не поеду в семейный дом! — сентиментально закатывала полные слез глаза и повторяла:
— Ах, семья! Это святое! Я сама происхожу из семьи. Ах, бабушка… Ах, тетки…
— Да ведь мы уже пили за теток!
— Едем, еще за бабушку выпьем!..
— Уговорили!