Шло время, Геворг повзрослел и начал ставить себя выше других. Он считал себя правой рукой верховного, его будущим преемником. На всех остальных он смотрел сверху вниз. А когда верховенство получили какие-то новички, Геворг не смог усмирить униженное чувство собственного достоинства и решил вершить справедливость сам, любыми способами. Вот во что вылилась жажда власти.
Геворг осыпал язвительными словами своего бывшего товарища, пока тот сковывал его цепью, ещё не остывшей после прошлого казнённого. Предатель не чувствовал прикосновений раскалённого железа, он был поглощён болью, она всё больше застила его разум.
В печи ещё не догорели тела предыдущих казнённых. Геворга бросили прямо на кости его приспешников. Получилась до боли символичная смерть. Я не снимала контроля над его телом до тех пор, пока его сердце не остановилось.
Все, кто остался в зале, молча ждали, когда я снова заговорю.
— Вот и всё, — выдохнула я. — Казнь окончена. Сегодня чёрный день для всех нас. Об остальном поговорим завтра. Общий сбор в семь утра. Объявите это тем, кого сейчас здесь нет. Гарик, ты ответственный.
— Будет сделано, госпожа, — ответил Гарик.
Зал опустел, и я осталась одна. Можно было не тянуть из себя последние жилы и свалиться на пол. Я сидела на холодном грязном бетоне и представляла, что по крохам собираю энергию из воздуха.
Мне одновременно было горько оттого, что клан лишился сильнейшего члена, и радостно, что казнь состоялась.
Первыми крематорий покинули двое помогавших, а затем, немного помедлив, ушёл и Максим, оставив Альгиса наедине с его переживаниями.
— Мама? — подлетел Максим. — Почему ты здесь сидишь? Тебе нехорошо?
— Всё нормально.
— Идём на кухню, я сварю тебе кофе, — заботливо предложил он.
Я покорно приняла помощь.
— Альгис ещё остался там, сказал, что нужно, чтобы кости сгорели дотла, — сказал мне сын.
— Хорошо, — кивнула ему.
— Он выглядел расстроенным…
— Он растил Геворга, как сына, — пояснила я.
— А… — хотел было что-то сказать Максим, но не стал.
Кофе слегка приободрил, но голод заставил меня наброситься на мясо, и я ела его, пока в желудке не кончилось место.
— Отец ещё в отключке? — поинтересовался Максим.
— Да. Он ещё слаб для таких сборищ.
— А он точно идёт на поправку?
— С ним скоро всё будет в порядке.
Я вышла из-за стола и принялась за стряпню: решила сварить мясной бульон для Дилана. Руки занялись привычным делом, и уровень моего стресса снизился, даже удалось погрузиться в некий транс.
Дилан очнулся, когда я ещё была на кухне. Он резко сел на постели, ещё в обморочном отупении.
«Всё закончилось?» — спросил он.
«Да».
«Прости меня, прости, моя госпожа! Я тебя подвёл… — простонал он, упал на колени и начал бить себя кулаками по ногам. — Я бесполезен…»
«А ну прекрати этот цирк! Что ты себе позволяешь!?» — злобно осадила я его.
«Прости…»
Я налила бульон в пиалу и отправилась в комнату.
«Выпей его весь», — сказала я Дилану, передавая ему горячую пиалу с супом.
«Боюсь, меня снова вырвет», — сконфузился он.
«Пусть только попробует! Хлеб тоже съешь».
«Спасибо», — он покорно принялся пить обжигающий губы бульон.
«Когда закончишь, убери за собой. Я смертельно устала и хочу спать».
И действительно, сон мой был похож на смерть: без сюжетов и картинок в голове, просто тьма, лишённая течения времени. Если бы не настойчивые потряхивания за плечо, я могла вечно оставаться в этом забытьи.
«Диана? Диана?..» — повторял Дилан.
«М?»
«Семь утра. Собрание», — напомнил он.
«Ах, чёрт…» — я проверила, помнят ли об этом чистильщики, и увидела, что все, кроме одного зеваки, уже ждут меня в зале.
Пришлось подниматься с постели.
Дилан, всё так же больше похожий на покойника, чем на живого человека, смотрел на меня виноватыми и умоляющими глазами.
«Ты останешься», — коротко сообщила ему я.
Он выдохнул и поник.
В зал я вышла после того как все чистильщики собрались вместе.
— Наконец-то все в сборе! — громко сказала я, будто только и ждала, пока все подтянутся. — А сейчас новость для всех: мы переезжаем. Я уже занимаюсь поиском подходящего для нашего укрытия помещения, и могу сказать, что это будет не завод.