– Капитан, – медленно сказал он, – если вы сделаете это, она не просто утонет, сгорит или взорвется: она испарится.
– Это – мой приказ, господин Ольсен, – ледяным тоном произнес Мэннинг.
Молодой американец шведского происхождения стоял бледен, как смерть.
– Ради Бога, ведь на этом корабле – тридцать скандинавских моряков.
– Господин Ольсен, я отдаю себе в этом отчет. А вы либо выполняете мой приказ и заряжаете орудие, либо объявляете мне о своем отказе.
Артиллерист напрягся и вытянулся в струну.
– Я заряжу и направлю орудие в цель, капитан Мэннинг, – сказал он, – но я не стану стрелять из него. Если надо будет нажать на кнопку, нажимайте ее сами.
Он подчеркнуто четко отдал честь и строевым шагом замаршировал в рубку управления орудийным огнем, которая располагалась под палубой.
«Тебе не придется, – подумал Мэннинг, стоя возле гакаборта. – Если сам президент приказывает мне, я открою огонь. Затем я подам рапорт об отставке».
Час спустя над «Мораном» завис «Уэстланд Уэссекс», взлетевший с «Аргайлла», с которого на палубу на канате спустили офицера Королевских ВМС. Он попросил разрешения поговорить с капитаном Мэннингом наедине, и его сразу же провели в каюту американца.
– Передаю вам наилучшие пожелания от капитана Престона, сэр, – сказал лейтенант и протянул Мэннингу письмо от Престона.
Когда он закончил чтение, Мэннинг почувствовал такое же облегчение, как человек, которого только что освободили от казни на виселице. В письме говорилось о том, что англичане собираются послать сегодня в десять вечера группу вооруженных аквалангистов, а также, что все правительства заинтересованных стран согласились не предпринимать до этого никаких односторонних действий.
Пока на борту «Морана» вели беседу два морских офицера, самолет, на котором Адам Монро возвращался на Запад, пересек польско-советскую границу.
Из магазина игрушек на площади Дзержинского Монро направился к ближайшему телефону-автомату, откуда позвонил начальнику канцелярии в своем посольстве. Условными фразами он сообщил пораженному дипломату, что ему удалось узнать то, что требовало от него руководство, но он не станет возвращаться в посольство. Вместо этого он направляется сразу же в аэропорт, чтобы успеть на полуденный рейс.
К тому времени, когда дипломат проинформировал Форин офис, а тот известил СИС, посылать обратно телеграмму о том, чтобы Монро передал сообщение по телексу, было слишком поздно: он уже садился в самолет.
– Что, дьявол бы его побрал, он делает? – спросил в штаб-квартире СИС в Лондоне сэр Найджел Ирвин у Барри Ферндэйла, когда узнал о том, что «Буревестник» возвращается домой.
– Без малейшего понятия, – ответил начальник советского отдела. – Может быть, «Соловей» провален, и ему необходимо срочно возвратиться до того, как разразится дипломатический скандал. Мне встретить его?
– Когда приземлится самолет?
– В час сорок пять по лондонскому времени, – сказал Ферндэйл. – Мне кажется, я должен встретить его. По всей видимости, у него есть ответ на вопрос президента Мэтьюза. Честно говоря, мне не терпится узнать, что же, черт побери, это может быть.
– Также как и мне, – пробормотал сэр Найджел и велел: – Возьми машину с телефоном спецсвязи и сразу же позвони мне лично.
В без четверти двенадцать Дрейк послал одного из своих людей, чтобы тот снова привел специалиста по насосам в рубку наблюдения за грузом на палубе «А». Оставив Тора Ларсена под охраной другого террориста, Дрейк также спустился в эту рубку, вынул из кармана предохранители и установил их на место: к насосам для перекачки нефти вновь была подведена энергия.
– Когда вы начинаете разгружать груз, что вы делаете? – спросил он члена команды корабля. – Ваш капитан по-прежнему сидит под дулом автомата, и я прикажу воспользоваться им, если ты выкинешь какой-нибудь трюк.
– Система трубопроводов танкера сходится в одну точку – пучок труб, который мы называем коллектором, – сообщил моряк, – С берегового терминала к этому коллектору подводятся шланги, после этого открываются перепускные клапаны на коллекторе, и корабль начинает разгружаться.
– Какова скорость разгрузки?
– Двадцать тысяч тонн в час, – ответил спец по насосам. – Во время разгрузки балансировка танкера поддерживается при помощи одновременной перекачки из нескольких танков, расположенных в разных частях судна.
Дрейк отметил для себя, что на северо-восток от «Фреи» в сторону голландских Фризских островов двигалось несильное – всего в один узел – течение. Он указал на танк в средней части «Фреи» по левому борту.
– Открой запорный клапан у этого танка, – приказал он.
Моряк поколебался секунду, после чего повиновался.
– Молодец, – похвалил Дрейк, – когда я дам команду, включай перекачивающие насосы и опорожняй весь танк.
– Прямо в море? – думая, что ослышался, спросил моряк.
– Прямо в море, – мрачно сказал Дрейк. – Канцлеру Бушу пора понять, каким в действительности бывает международное давление.
Пока часы отсчитывали минуты, остававшиеся до полудня субботы, 2-го апреля, Европа затаила дыхание. Все знали, что террористы уже казнили одного моряка за нарушение запретного воздушного пространства вокруг корабля, а теперь пригрозили вновь повторить это или вылить ровно в полдень в море нефть.
«Нимрод», который заменил самолет командира эскадрильи Лэтхэма прошедшей ночью, к 11 утра исчерпал свой запас топлива, поэтому Лэтхэм вновь заступил на дежурство: фотокамеры самолета негромко жужжали, а минуты неумолимо неслись.
На высоте многих миль над ним завис спутник-шпион «кондор», непрерывно отсылавший снимки на другую сторону земного шара, где изможденный президент США сидел у себя в Овальном кабинете, смотря на экран телевизора. На экране «Фрея» появилась из нижней рамки и двинулась в центр как указующий перст.
В Лондоне все высокопоставленные лица сгрудились вокруг дисплея, установленного в здании кабинета министров в зале для проведения брифингов, и смотрели на то, что в этот момент видел «Нимрод».
Начиная с без пяти двенадцать «Нимрод» производил непрерывную съемку, передавая фотографии на систему «Дейталинк», установленную на «Аргайлле», откуда они отправлялись на Уайтхолл.
На волне всемирной службы Би-Би-Си часы Биг-Бена пробили полдень. В двухстах ярдах от Биг-Бена и в двух этажах от уровня мостовой в здании правительства кто-то вскрикнул: «Боже, течет нефть». На удалении в три тысячи миль от них четыре американца с закатанными рукавами, рассевшиеся в Овальном кабинете, наблюдали за тем же спектаклем.
С левой стороны «Фреи» – прямо посередине – вырвалась колонна липкой красновато-коричневой нефти.
Струя была толщиной с туловище мужчины: под действием мощных насосов «Фреи» она падала вниз на двадцать пять футов и с ревом уходила в море. Через несколько секунд голубовато-зеленая вода обесцветилась. По мере того, как нефть, пузырясь, стала всплывать на поверхность, пятно все больше расширялось, двигаясь прочь от корпуса корабля под действием течения.
Сброс нефти продолжался в течение часа, пока не был опустошен один танк. Огромное пятно приобрело форму яйца, расширявшегося ближе к голландскому побережью и сужавшегося возле танкера. Наконец нефтяная масса отдалилась от «Фреи» и начала дрейфовать. Так как море было спокойным, нефтяное пятно не разделялось на части, но оно все больше стало расплываться по поверхности воды. К двум часам дня – через час после окончания сброса – пятно протянулось на десять миль в длину и семь миль в ширину.
В Вашингтоне «кондор» полетел дальше, а пятно исчезло с экрана. Станислав Поклевский выключил телевизор.
– А ведь это всего лишь пятидесятая часть того, что имеется, – сказал он. – Да, этим европейцам сейчас не позавидуешь. Есть от чего сойти с ума.
Роберт Бенсон закончил говорить по телефону и повернулся к президенту Мэтьюзу.
– С Лэнгли только что связался Лондон, – известил он. – Их человек в Москве протелеграфировал, что у него есть ответ на наш вопрос. Он заявил, что знает, почему Максим Рудин угрожает покончить с Дублинским договором в случае освобождения Мишкина и Лазарева. Он летит сейчас лично с этим известием из Москвы в Лондон и должен приземлиться через час.