– Я боготворила их, Адам. Я уважала их, поклонялась им. Но теперь, когда я прожила столько лет бок о бок с ними… когда я принимала их подарки, когда меня осыпали привилегиями, когда, находясь в их тени, я столько повидала: я видела их, как сейчас тебя, в приватной обстановке, слышала их разговоры о людях, которых они презирают. У них гнилое нутро, Адам, они продажны и жестоки. Все, к чему они прикасаются, превращается в прах.
Монро перекинул одну ногу через надгробье, чтобы оказаться к ней лицом и взять ее в объятия. Она между тем начала негромко всхлипывать.
– Я не могу больше, Адам, не могу больше, – прошептала она, прижимаясь к его плечу.
– Успокойся, дорогая, хочешь, я попытаюсь вытащить тебя отсюда?
Он понимал, что это будет стоить ему карьеры, но на этот раз он не собирался так просто упустить ее. Наплевать на карьеру – только бы она была рядом, и больше ничего не нужно.
Она отодвинулась от него, вытирая заплаканное лицо.
– Я не могу уехать, мне надо думать о Саше.
Он притянул ее к себе и нежно держал так несколько мгновений, пока лихорадочно размышлял.
– Как ты узнала, что я – в Москве? – осторожно спросил он.
Она ничуть не удивилась его вопросу. Не было ничего необычного в том, что он его задал.
– В прошлом месяце, – заговорила она, прерываясь из-за всхлипывания, – коллега по работе пригласил меня на балет. Мы сидели в ложе. Пока освещение было выключено, я думала, что, должно быть, ошибаюсь. Но когда в антракте его включили, я поняла, что это действительно ты. После этого я не могла больше там оставаться. Сослалась на головную боль и быстро ушла из театра.
Она промокнула глаза, перестав плакать.
– Адам, – спросила она в конце концов, – ты женился?
– Да, – ответил он. – Но после Берлина прошло много времени, и брак не сложился. Мы уже много лет как разошлись.
На ее губах появилась легкая улыбка.
– Я рада, – сказала она. – Я рада, что у тебя никого нет. Это так нелогично, правда?
Он широко улыбнулся ей в ответ.
– Нет, – пробормотал он, – совсем нет. Но мне приятно это слышать. Мы сможем видеться с тобой? В будущем?
Улыбка исчезла, в глазах появилось загнанное выражение. Она отрицательно покачала головой.
– Нет, не часто, Адам, – вымолвила она. – Мне доверяют, я пользуюсь огромными привилегиями, но если в мою квартиру придет иностранец, вскоре на это обратят внимание и донесут. То же самое относится и к твоей квартире. За дипломатами следят – тебе это должно быть известно. За гостиницами также наблюдают, квартиры здесь не сдаются. Это невозможно, Адам, это невозможно.
– Валентина, ты сама хотела этой встречи. Инициатива принадлежала тебе. Ты это сделала только в память о нашем прошлом? Если тебе не нравится твоя теперешняя жизнь, если тебе не нравятся люди, на которых ты работаешь… Но если ты не можешь уехать из-за Саши, тогда что же ты хочешь?
Она взяла себя в руки и, казалось, обдумывала что-то несколько секунд. Когда она наконец заговорила, то произносила слова совершенно спокойно.
– Адам, я хочу попытаться остановить их. Я хочу попытаться остановить то, что они делают. Мне кажется, я уже несколько лет подсознательно размышляла об этом, но когда я увидела тебя в «Большом» и вспомнила все те свободы, которыми мы с тобой пользовались в Берлине, я стала думать об этом все больше и больше. Теперь я совершенно уверена. Скажи мне, если ты можешь: есть ли в твоем посольстве резидент разведслужбы?
Монро был потрясен. Ему приходилось иметь дело с двумя перебежчиками – один был из советского посольства в Мехико, со вторым он работал в Вене. Одному мотивацией служил переворот в сознании – от обожествления к ненависти по отношению к своему собственному режиму, как это произошло и с Валентиной, другой был обижен, что его затирают на службе. С первым работать было труднее.
– Думаю, да, – ответил он осторожно. – Думаю, что должен быть.
Валентина порылась в своей сумочке, которая лежала возле ее ног на куче сосновых иголок. Приняв наконец окончательное решение, она, по всей видимости, решительно настроилась идти по пути предательства. Она вытащила из сумки запечатанный толстый пакет.
– Я хочу, чтобы ты передал это ему, Адам. Обещай, что ты не расскажешь ему, от кого ты его получил. Пожалуйста, Адам, я так боюсь того, что я делаю. Я никому не могу доверять – никому, кроме тебя.
– Обещаю тебе, – заверил ее он. – Но мне надо увидеть тебя снова. Я просто не смогу больше выдержать этой сцены: ты уходишь через пролом в стене, чтобы никогда больше не вернуться.
– Да, я тоже не могу выдержать это во второй раз. Но не пытайся связаться со мной в моей квартире. Она находится в огороженном квартале для высших функционеров, там всего лишь одни ворота, возле которых дежурит милиционер. Не звони мне. Все телефонные звонки записываются. И я не пойду на встречу ни с кем другим из вашего посольства, даже если это будет сам резидент.
– Согласен, – сказал Монро. – Но когда же мы сможем встретиться снова?
Она поразмыслила немного и затем ответила:
– Мне редко удается освободиться. Саша занимает практически все мое свободное время. Но у меня есть собственная машина, и за мной не следят. Завтра я должна уехать на две недели, но ровно через месяц мы сможем встретиться на этом же месте в воскресенье. – Она посмотрела на часы. – Я должна идти, Адам. Мне надо быть на вечеринке в одной из дач в нескольких километрах отсюда.
Он поцеловал ее в губы – так, как они делали когда-то. Губы у нее казались еще более сладкими, чем это было раньше. Она поднялась и пошла через поляну в сторону деревьев. На самой опушке она остановилась, так как он окликнул ее.
– Валентина, а что здесь? – Он поднял пакет вверх.
Она замерла и повернулась.
– Моя работа заключается в том, чтобы расшифровывать стенограммы заседаний Политбюро и представлять затем по экземпляру каждому члену, и резюме – каждому кандидату в члены Политбюро. Это делается на основе магнитофонных записей. Это – копия заседания от 10 июня.
Сказала и исчезла среди деревьев. Монро, не поднимаясь с надгробья, посмотрел на пакет.
– Вот ведь дьявол, – пробормотал он.
Глава 4
Адам Монро сидел в запертой комнате в главном здании британского посольства на набережной Мориса Тореза и слушал последние предложения, записанные на пленке, которую прокручивал стоявший перед ним аппарат. Комната была полностью защищена от возможного электронного подслушивания со стороны русских, именно поэтому он позаимствовал ее на несколько часов у начальника канцелярии.
«…само собой разумеется, что эта новость не должна стать известной кому-либо за пределами этой комнаты. Наша следующая встреча состоится ровно через неделю».
Голос Максима Рудина исчез, пленка зашипела в аппарате и затем остановилась. Монро выключил магнитофон. Он откинулся на спинку стула и издал длинный свистящий звук.
Если все это правда, то это превосходит все, что двадцать лет назад передал им Олег Пеньковский. История с Пеньковским стала уже фольклором в коридорах СИС, ЦРУ, но больше всего в горьких воспоминаниях руководства КГБ. Он был бригадным генералом и работал в ГРУ, имел доступ к самой секретной информации; после разочарования в кремлевских верхах он обратился сначала к американцам, а затем к англичанам с предложением поставлять информацию.
Американцы отказались от его услуг, заподозрив ловушку. Англичане же приняли на службу и «работали» с ним два с половиной года, пока КГБ, разоблачив, его не арестовало. Его судили и приговорили к расстрелу. В свое время он передал им совершенно бесценную информацию, но особенно важной она была в октябре 1962-го во время Кубинского ракетного кризиса. На протяжении всего этого месяца весь мир аплодировал необыкновенно умелому ведению президентом Кеннеди дел при лобовом столкновении с Никитой Хрущевым по вопросу размещения советских ракет на Кубе. Миру только не было известно, что точная информация о сильных и слабых сторонах русского лидера уже находилась в руках американцев благодаря Пеньковскому.