Выбрать главу

Эдуард не удержался и соскочил со стула.

— Ты потрясающая! Ты будешь самой прекрасной королевой на свете.

Он взял сестру за руки и поцеловал в губы. Поцелуй получился не совсем братским. Марго покраснела и рассмеялась, как тогда, когда с ней флиртовал Анри де Гиз.

В комнате появились три принцессы: одна де Гиз, две другие — де Бурбон. Они решили потренироваться носить за невестой шлейф. Одна девочка взялась за конец, две другие — за середину. Смеясь, Марго переступила порог и сделала несколько шагов по коридору. Шлейф натянулся, и девочки подняли его с пола.

Я оставила дочь с тремя юными принцессами и повела Эдуарда в свои апартаменты. В кабинете меня дожидались Анри де Гиз и его мать.

Наша беседа длилась менее четверти часа. Дом де Гизов находился на улице Бетизи, что было удачно, поскольку Гаспар де Колиньи жил в гостинице на той же улице, рядом с Лувром.

У герцога де Гиза загорелись холодным огнем глаза, когда он произнес:

— Каждое утро Колиньи проходит мимо нашего дома, когда идет встречаться с королем, и возвращается днем той же дорогой.

«Удача улыбается тебе, Катрин».

— Есть окно, из которого можно выстрелить, — сообщила Анна.

— А кто стрелок? — спросила я.

— Моревель, — ответил герцог.

— Я его знаю, — вмешался Эдуард. — Во время войны он внедрился к гугенотам с целью убить Колиньи. К адмиралу он не смог подобраться и застрелил одного из его ближайших товарищей, человека по имени де Муи. К слову, этот де Муи был одно время учителем Моревеля. Они были знакомы много лет, но Моревель, не задумываясь, нажал на курок.

— Хладнокровный, — заметила я. — Это хорошо. Надо решить вопрос со временем. Убийство не должно омрачить празднеств, которые закончатся двадцать первого. На следующее утро я назначу заседание Совета, на которое приглашу Колиньи. Я отправлю к вам гонца. Передайте господину Моревелю, пусть подготовится; другой возможности у нас может не быть.

— Очень хорошо, — отозвался Анри де Гиз. — Но прежде я смиренно обращаюсь к его величеству с одной просьбой…

— Вы получите королевскую защиту, — пообещала я. — Тайно, конечно. После этого вам лучше немедленно покинуть Париж.

Затем герцог и его мать удалились, а Эдуард задержался.

— Ситуация в Париже становится нестабильной, — посетовал он. — Я приказал войскам сохранять спокойствие, но думаю, нашим добрым друзьям де Гизам светят тревожные дни. Священники жалуются, что гугеноты настраивают против Гизов католиков. Будем надеяться, что свадьба отвлечет людей от бунта.

Я развернула веер и быстро им замахала: в комнате стало жарко, как в печке.

— Отвлечет, — заверила я. — Должна отвлечь.

В сумерках я проводила Марго во дворец кардинала де Бурбона, где ей предстояло провести ночь. Когда наш экипаж покатился через старинный скрипучий мост к острову Сите, Марго оглянулась на Лувр и заплакала.

— Моя милая, — ласково произнесла я, — завтра ты будешь спать дома. Ничего не изменится.

— За исключением того, что я стану женой гугенота, — всхлипывала она, — а если начнется еще одна война… Ни мой муж, ни моя семья не будут мне доверять.

Марго была, конечно, права, и у меня защемило сердце. Я обняла ее, утерла слезы и поцеловала.

— Хорошая моя девочка. Родная моя, не будет никакой войны, и все благодаря тебе. — Я постаралась придать своему голосу беззаботность. — А тебе известно, что, когда я выходила за твоего отца, я его презирала?

Дочь перестала плакать и, нахмурившись, посмотрела на меня.

— Ты меня дразнишь, maman.

— Но это правда. Я была влюблена в своего кузена Ипполито. — Я улыбнулась. — Он был высоким, красивым, старше твоего отца и опытнее. И он говорил, что любит меня.

Марго утерла платком нос.

— Почему же вы не поженились?

Я вздохнула.

— Потому что у моего дяди, Папы Климента, были другие планы. Он отправил меня во Францию в обмен на престиж и политические выгоды. И я обвенчалась с твоим отцом. Ему исполнилось четырнадцать. Он был застенчивым и неловким, и я ему не нравилась — иностранка, из чужой страны. Мы еще не научились любить друг друга. Сейчас я рада, что не вышла за Ипполито. Он был наглым, глупым… и лживым. На самом деле у него не было ко мне чувств. Для него я была разменной монетой в его политических играх.

Марго слушала, широко раскрыв глаза.

— Как ужасно, maman!

— Да, ужасно, — кивнула я. — Ты должна понять, Марго, что на свете есть мужчины, которые хотят использовать тебя в своих целях. К счастью, Генрих Наваррский человек порядочный. Все выглядит не так, как кажется, и хотя сейчас Генрих может не вызывать в тебе симпатии, со временем ты его полюбишь, если откроешь свое сердце.