Колиньи повернул ко мне голову.
— В самом деле? — удивился он.
Взор его, хотя и затуманенный болью, пронзил меня насквозь. «Он знает, — догадалась я. — Знает и намерен отомстить». Тем не менее я не опустила головы и не моргнув выдержала его взгляд.
— Убийца скоро будет найден, — вмешался Эдуард. — Я тоже послал людей вам на помощь — пятьдесят моих лучших стрелков из аркебузы. Улицу очистили от католиков. Вы окружены друзьями. Мы уже начали расследование. Очевидно, стреляли из дома де Гизов. Мы допросим герцога.
Карл отпустил руку адмирала.
— Де Гиз? Это невозможно! Сегодня утром я играл с ним в теннис.
— Не нужно делать поспешные выводы, — спокойно заметил Эдуард, — мы должны изучить все варианты.
— Адмирал, как ваша рука? — поинтересовалась я.
— А, — отозвался он, — палец… было бы неплохо, если бы ножницы у врача были острее. Он отрезал палец только с третьей попытки. — Мы все невольно охнули. — Прошу прощения, но мне хотелось бы остаться с его величеством наедине.
Колиньи — черт бы его побрал — понимал, что выбора у нас нет. Я повернулась к Карлу, раздумывая, как сделать так, чтобы он отказал адмиралу. Но ничего не придумала.
Карл махнул рукой мне и Эдуарду.
— Я позову вас, когда мы поговорим.
Мне ничего не оставалось, как опереться на предложенную руку Таванна и вместе с Эдуардом отойти от кровати.
Мы прошли три шага и остановились. Наперерез нам бросился великан с аркебузой через плечо. Он смотрел на меня, и его крошечные глазки горели ненавистью.
— Дорогу ее величеству! — приказал Таванн.
Великан не двинулся, и старый маршал его оттолкнул. Эдуард немедленно загородил меня, и мы сделали еще несколько шагов. Нас окружили мужчины в мятых черных одеждах. Они не скрывали своей неприязни и сжимали руки на рукоятках мечей.
Один из них, изможденный человек лет тридцати, подошел к нам. Он тоже держал руку на рукоятке длинного меча. Эдуард напрягся и заслонил меня. Я предупреждающе дотронулась до руки дофина, чтобы сын не вытаскивал кинжал: нас было слишком мало, и схватку мы бы проиграли.
Лицо гугенота было худым и острым, точно топор. Он подал голос, и зашевелилась его рыжая борода.
— Гореть вам в аду, — изрек он.
Дыхание его было таким зловонным, что я отвернулась.
Кто-то позади него прибавил:
— Господь наказывает убийц.
Рядом с рыжебородым солдатом встал мужчина с кадыком размером в теннисный мяч. Глаза у него были голубыми, как у Колиньи, и такими же безумными.
— Обойдемся без Бога, — добавил он. — Сами их прикончим.
Он снял с плеча аркебузу, шагнул вперед и уткнулся дулом оружия в мой локоть.
«Сейчас они нас убьют», — подумала я и разозлилась сама на себя за то, что не поняла, какой опасной стала ситуация.
— Грубый мерзавец! — воскликнул Эдуард. — Если еще раз притронешься к королеве, я тебя уничтожу.
— Ты что же, хочешь войны? — хмыкнул рыжебородый солдат. — Так мы ее тебе устроим!
— Вы заманили нас в свой католический город, — негодовал солдат с аркебузой, — и решили зарезать как свиней! Но сначала мы убьем вас!
— Я выдала свою дочь за одного из вас! — возмутилась я. — Как вы посмели подумать, что мы устроили покушение на адмирала? Король любит его как отца.
Видимо, меня услышали. Раздался голос Наварра. Люди опустили глаза и отошли, когда он поспешил ко мне.
— Madame la Reine, — произнес он с официальностью, встревожившей меня. — Они вам угрожали?
— Он ткнул в нее дулом аркебузы, — сообщил Эдуард.
Наварр повернулся к солдату и занес руку. Я успела ее перехватить.
— Не надо его наказывать. Мне понятны его чувства. — Я посмотрела в сторону Колиньи и попросила Наварра: — Будь добр, проводи меня к адмиралу.
Когда я протиснулась к больному, Карл сидел на краю кровати. Губы его были плотно сжаты, брови нахмурены. Он взглянул на меня с недоверием.
— Ваше величество, — обратилась я к сыну, — адмирал Колиньи утомлен. Мы должны дать ему отдохнуть.
Карл хотел мне возразить, но доктор Паре, стоявший у изголовья кровати, неожиданно вмешался.
— Да, — подтвердил он. — Вокруг него слишком много людей. Ваше величество, ему надо поспать.
Доктор встретился со мной взглядом и тотчас отвел глаза, словно боялся, что я прочту его мысли.
— Очень хорошо. — Карл с угрюмой неохотой повернулся к Колиньи. — Скоро я вернусь, mon père. Да хранит вас Господь. Знайте, что я молюсь за вас.