Я по-прежнему на нее не смотрела. В конце концов она дала согласие на мое дальнейшее общение с Козимо.
Следующие три дня я тоже провела в постели, но уже сделала несколько глотков бульона. Сестра Николетта пришла ко мне с улицы; буря обрушилась на город ледяным дождем, и на ее плаще таяли ледяные крошки. В руке она держала сложенный лист бумаги, и, прежде чем протянула его мне, я поняла, кто автор письма.
Добрая аббатиса, мать Джустина, сообщила мне о Вашей болезни. Молю Господа, чтобы Вы скоро поправились и воспряли духом.
Для нынешних смутных времен нет лекарства, кроме осторожности и благоразумия. Я был бы рад дать Вам еще один талисман, если бы он Вас успокоил. Принимая во внимание положение Юпитера, можно немного приободриться, но…
Я скомкала бумагу и швырнула в огонь. Сестра Николетта смотрела на меня во все глаза.
Потом я стала отказываться не только от бульона, но и от воды. В тот день у меня началась лихорадка. За окном выл ветер, заглушая пушки. Зубы стучали, я тряслась от озноба, одеяла не согревали. От огня в камине жгло глаза, они слезились.
Я впала в забытье — и уплыли куда-то стены, кровать и ветер, передо мной появилась каменная стена, окружавшая поместье Медичи, и мальчик с конюшни. Он был жив, из его шеи торчала рукоятка стилета, мы обсуждали необходимость его смерти. Затем я оказалась на поле боя. Там лежал мой окровавленный француз. Мы с ним долго о чем-то говорили; черные вороны отбрасывали длинные тени на кровавый пейзаж. Может, я выкрикивала имя Клариссы или звала Руджиери.
Когда, заплаканная, страдающая и растерянная, я обнаружила, что лежу в кровати в монастыре ле Мюрате, за окном сгущались сумерки. Пламя в очаге по-прежнему было слишком ярким, воздух — слишком холодным, а простыни так же больно давили на кожу.
Барбара глядела на меня, держа в руках одно из моих лучших платьев.
— Вам легче, — объявила она. — Вы должны сесть и нормально одеться.
Это предложение было таким абсурдным, что я, совершенно ослабев, не смогла ничего ответить. Я несмело встала, сделала пару шагов и плюхнулась в кресло. Барбара натянула на меня платье и зашнуровала его.
Кровать была от меня слишком далеко, ноги ненадежны. Мне не хватало сил отвести от себя поднятую к моим губам чашку. Чашка, стул, Барбара… Все это на первый взгляд казалось настоящим, но постепенно начинало расплываться.
— Сидите, — велела Барбара. — Я скоро вернусь.
Она вышла и притворила дверь.
Я вцепилась в подлокотники, чтобы не соскользнуть с кресла, и смотрела, как огонь вспыхивает фиолетовыми, зелеными и голубыми искрами.
Дверь открылась и снова закрылась. Перед очагом стоял ворон — высокий, в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Он медленно откинул капюшон.
И я осталась наедине с Козимо Руджиери.
ГЛАВА 9
Я заморгала. Руджиери не исчез. Теперь он выглядел старше: рябые щеки прикрывала густая черная борода. В оранжевом свете очага кожа астролога приобрела дьявольский оттенок.
Я дрожала и думала: «Наверное, он мне чудится. Сестры ни за что не впустили бы его в монастырские стены».
— Прошу прощения, если напугал вас, Катерина, — начал Козимо. — Сестры сказали, вы очень больны. Вижу, что это правда.
Откинув голову на спинку кресла, я молча на него смотрела.
— Просто сидите, — продолжал он. — Не двигайтесь. Не говорите.
Руджиери дернул плечами, и плащ упал на пол. Астролог стоял передо мной весь черный — одежда, волосы, глаза; на груди, против сердца, медный талисман размером с монету. Он шагнул на середину комнаты и оказался перед моим креслом. Глядя на огонь, Козимо снял с пояса кинжал, прижал плоскую сторону лезвия к губам, а потом обеими руками поднял кинжал над головой, устремив кончик лезвия в невидимое небо.
И запел. Звук был мелодичным, но слова резкие и совершенно неразборчивые. Не прекращая петь, он опустил кинжал, слегка прикоснулся им к своему лбу и к талисману на груди, а затем к плечам — к правому и левому. И еще раз поцеловал.
Затем он подошел к камину на расстояние вытянутой руки, резко рассек кинжалом воздух, ткнул им в центр очага и выкрикнул какой-то приказ. Четырежды совершал он одно и то же действие: рисовал кинжалом большие звезды и объединял их в круг. Я сжалась в кресле. Мне мерещились раскаленные добела звезды. Наверное, виной тому было мое лихорадочное состояние.